Все хорошо, мам - Елена Безсудова

«Просираю писательский дар», – как утверждает Андрей.

Но жизнь большинства людей настолько ничтожна, что они готовы хорошо платить за то, чтобы упаковать ее в нарядную обертку. Например, у одного клиента, респектабельного и неглупого человека, есть пассия – миловидная, но бездарная шлюшка. Хозяину, конечно, обидно, что его зазноба такая бессмысленная. И я веду от ее имени скандальный блог. Пристраиваю на ток-шоу, где наша краля гарцует «экспертом» – выпучивает губы в микрофон и несет инфернальную ахинею, которая, впрочем, тонет в криках дерущихся алкоголиков. Клиент бомбит приятелей ссылками на холиварные опусы и эфиры. Приятели завидуют и раскланиваются на тусовках. Кроме владельца губастой блогерши, я поднимаю самооценку директору крупной ретейл-компании, учредившей «международный социокультурный проект «Пестушки мира[2]», психиатру, открывшему в себе экстрасенсорные способности, паре психологов без образования, но с армией подписчиков в социальных сетях и прочим перверзным нарциссам.

Но, пожалуй, пора завершать эти тягомотные рассуждения – современному читателю наплевать, что там творится в неординарной душе автора и что он думает о креветках. Современному читателю подавай захватывающую историю, в которой начало обязано цеплять, герой – пройти путь и измениться, а финал оказаться неожиданным, как дефолт. Поэтому приступаю к действию, пока вы не захлопнули, томясь от скуки, мою книжонку.

* * *

Такси с мяукающим вьетнамцем за рулем привезло нас в пригород Нячанга и остановилось у нескромной белой виллы. Над входом, оформленным с азиатской роскошью, царила вылепленная из гипса фигура беременной женщины с обнаженной грудью и огромным животом. Странный барельеф. То ли буддийское божество, то ли плод эротических фантазий архитектора. Мы вытащили чемоданы и ноющих детей из машины и поскакали к дому по горячим от солнца плиткам, рассыпанным по стриженому газону. Тени пальм трепетали на выжженной траве, как пальцы пианиста. Зеленые горы отдыхали в прозрачной дымке. Нагая беременная посматривала на нас осуждающе. Возможно, ей не нравилось, что нарядный дом отдали на растерзание всяким проходимцам. Подозреваю, что сдать в аренду такую громадину оказалось делом непростым. Поэтому виллу перекроили под апартаменты, пристроив боковую лестницу. На первом этаже располагалось кафе – владелец здания явно решил выжать из недвижимости все соки. Кафешку открыл армейский друг Андрея, которого все называли дядя Миша. Он переселился во Вьетнам со всей семьей года три назад. Это он предложил нам остановиться на вилле. Детям посулил гекконов и жаб – они жили в прохладном саду. Нам – пятнадцатипроцентную скидку в заведении. Звучало заманчиво, и мы согласились.

– Вы молодцы, что приехали, – дядя Миша одобрительно похлопывал нас по белым плечам. – Детям тут хорошо. Море, воздух, витамин D.

– Вы правда приехали из России? – восхищенно спросил сын дяди Миши Сёма. – В России круто, там снег!

– Скучает по снегу, – признался дядя Миша. – Дети неблагодарные. Совершенно не ценят то, что мы для них делаем.

Сёма с Германом убежали смотреть гекконов. Андрея атаковала хаускипер, вьетнамка, которой на вид было лет сорок, но в реальности могло оказаться как двадцать, так и семьдесят. Как почти всех вьетнамцев, ее звали Нга. На чудовищном английском Нга предупредила, что уборка апартаментов – по четвергам, а воду для кулера нужно заказывать во вторник. Мы с Майечкой решили совершить ознакомительный тур по дому. Внутреннее убранство дворца также отличалось помпезностью, переходящей в кич. Монументальные колонны венчали витиеватые пилястры, колониальная лестница скалилась золотыми перилами. Под ногами стелился прохладный каррарский мрамор. В самом центре холла блестел небольшой бассейн, который облепили странные непропорциональные человечьи фигуры. Анатомическая точность – определенно не конек вьетнамских скульпторов. Майечка протянула к уродцам пухлые ручки. Я задрала голову и увидела его.

Огромного красного дьявола, чем-то напоминающего королевского лобстера. Он раскорячился под потолком и тянул ко мне свои лапы-клешни. Лицо демона застыло в традиционной буддийской улыбке, а хвост его служил основанием богатой хрустальной люстры. Черт казался скорее нелепым, нежели зловещим.

– А фигуры эти – узнали, это же смертные грехи! – В холл ворвался сначала голос дяди Миши, а затем и он сам. – Все семь штук, или сколько их там. Вот, считайте!

Один, два, три… Семь корявых золотых скульптур обрели наконец смысл. Чревоугодие манило окороком и виноградной лозой, пьянство протягивало сосуд с вином, похоть бесстыдно раздвигала ноги, надменно и свысока смотрела гордыня. Дьявол-краб звучал объединяющим компанию аккордом.

– И кто же криэйтор всей этой чертовщины? – поинтересовался подошедший муж. В руках он держал стакан с велкам-дринком – вьетнамским ромом, в котором таяли айсберги льда.

– Мистел Сун! – почему-то обрадовался дядя Миша. – Сумасшедший вьетнамец, повернутый на библейской теме. Вы знаете, как называется эта вилла? Сейчас я вам покажу!

Дядя Миша вытащил нас на улицу и изящным жестом махнул в сторону крыши. Над строгой беременной, на которую уже опустилась густая азиатская тьма, розовым неоном мигала надпись: PALACE OF REVELATION.

– Ну как, впечатляет? – спросил Мишка, сомкнув жилистые пальцы в замок и положив на него подбородок. – А вот, смотрите, есть и на русском. – Название опоясывало дом сплошной лентой, как лишай, меняя языки.

ملاعلا ةياهن رص ق

το παλάτι της

αποκάλυψης

רעד ןופ סאַלאַפּ

עספּילאַקאָפּאַ

Istana Wahyu

Palacio del Apocalipsis

Cung điện của sự Khải huyền

И наконец: ДВОРЕЦ АПОКАЛИПСИСА.

* * *

Я была счастлива. Безумный дворец, полный бесовщины, – находка для писателя. В таком апокалиптическом местечке с героями непременно должны случиться невероятные вещи! Дядя Миша шепотом предупредил, что весь замок занят русскими с детьми.

– Детям тут хорошо, – повторил он любимую мантру. – Мы сюда переехали ради детей.

Уложив наших, мы вознамерились предаться четвертому смертному грешку. На десерт я зажарила сковородку muk[3]. В разгар прелюдии в дверь спальни стал ломиться Герман. Андрей завернулся поплотнее в одеяло.

– Мама, мне приснился плохой сон про телепузиков-зомби! – кричал наш малютка.

Мы заботливо свили для мальчика гнездо из подушек. Когда он заснул, эстафету переняла Майечка. Пришлось готовить смесь, кормить, носить.

– Мне сорок пять лет, – шепотом обнаружил Андрей, аккуратно пристраивая дочь в кровать. – Уже двадцать лет я не могу нормально потрахаться и поесть!

Боль мужа можно понять, у него еще двое детей от первого брака…

– А кто сказал, что это будет отдых? Мы просто приехали сюда пожить, – вздыхала я.

Где-то во дворце заплакал другой ребенок. Экран смартфона беспощадно бил в уставшие глаза – три часа ночи, дружочки.

Дети положили мне руки и ноги на лицо. Я проваливалась в морок. Андрей метался рядом и во сне повторял одно слово: «Трусы».

– Какие еще трусы, – подозрительно спросила я.

– Почтовые, – отвечал муж.

* * *

Утро встретило всепоглощающей влагой.