"Санта-Барбара". Компиляция. Книги 1-12 - Генри Крейн

Приглашенные, предварительно тщательно отсортированные Ченнингом–старшим, не слишком забивали себе голову проблемами состояния души наследницы семьи и еще меньше состоянием здоровья ее жениха поэтому его отсутствие было не слишком замечено. Конечно, если бы этот Питер Флинт был принцем крови, тогда другое дело, но кого здесь мог заинтересовать обычный школьный учитель.

Пожалев для приличия о несчастном случае во время, игры в поло, гости дружно перешли к столу. Всемогущий хозяин дома подождал, пока собравшиеся усядутся, потом поднял свой бокал с «Шабли».

— Мой первый тост за ослепительную Келли, мою дочь, и ее жениха, которого, к сожалению, сегодня нет среди нас. Вы знаете, что Питер, мой будущий зять, пострадал, занимаясь тем же видом спорта, которым когда‑то занимался мой несчастный мальчик, которого мне так не хватает. Врачи обещали, что Питера быстро поставят на ноги. Это очень солидный и храбрый молодой человек. Поэтому я пью за его быстрейшее выздоровление. Я пью за счастье моей дорогой дочери. За Келли!

Девушка улыбнулась.

— Я также пью за другого молодого человека, который сегодня с нами. Я вижу в нем будущего генерального прокурора Санта–Барбары. Мой личный хрустальный шар мне как‑то сказал, что он может занять место в резиденции губернатора нашего штата. Я пью за то, чтоб это предсказание сбылось. Также я поднимаю свой бокал в честь моего дорогого сына Ченнинга…

Кепфелл посмотрел на Мейсона и, встретив его мрачный взгляд, сразу же понял свою ошибку.

— Я хочу сказать, за моего великого и дорогого Мейсона. Правда, теперь я опасаюсь, что он пригласит меня вести ближайшую предвыборную кампанию, не так ли, Мейсон?

Но Мейсон уже выходил из‑за стола. Кепфелл растерянно смотрел ему вслед.

Если б Аугуста Локридж узнала о неприятном инциденте, происшедшем между отцом и сыном, эта весть пролила бы бальзам на ее отравленную завистью душу. Еще вчера она видела все эти излишества, которые присутствовали на вечеринке по случаю помолвки, а сегодня — снова вызывающая роскошь ужина миллиардеров. С верхнего этажа своего красивого дома Аугуста все время в бинокль наблюдала за перемещениями гостей на этой столь яростно ненавидимой ею вилле. Если она не видела Мейсона, потому что было слишком темно и она уже ушла со своего наблюдательного поста, и конечно же она заметила всех этих гостей в больших лимузинах и определила, кто есть кто. Она могла сказать, что вне всякого сомнения присутствовали Суэмптоны, семейство королей Бе, Пико, Хауд, конкурент нефтепромышленник, эта пышечка миссис Кларк в компании очень приятного молодого человека, вне всякого сомнения ее нового молодого любовника, — все эти люди, которых она раньше принимала. Ее гнев искал выхода и в конце концов обратился на Лейкен. Когда она спустилась к ужину, Лейкен разговаривала с кем‑то по телефону.

— Ты, очевидно, звонила Тэду? — резко спросила Аугуста, как только девушка повесила трубку.

— Да, маман, но…

— Никаких «но», не забывай, что Тэд — Кепфелл.

Лейкен давно уяснила, что когда мать вне себя, с ней лучше не спорить.

— Да, маман.

— Сейчас он еще молодой, но чем старше он будет становиться, тем более жалкий у него будет вид. Тем невзрачнее он будет. В конце концов он не сможет думать ни о чем, кроме своего состояния. Будет презирать людей, законы, мораль. Я знаю, моя девочка, что случается с женщиной, которая выходит замуж за Кепфелла. Памелла, София, — знаешь, что с ними стало?

Конечно, ее слишком далеко занесло. В это время Минкс уже входила в комнату, и она услышала слова Лейкен.

— Мама, я же не имею ни малейшего намерения выходить замуж.

ГЛАВА 12

«Мне только что приснился сон, и я хочу рассказать тебе о нем. Этот сон о тебе и обо мне, о нас двоих. Мы где‑то далеко отсюда очень далеко, идем по горячему песку, и прибой лижет паши босые ноги. На твоем прекрасном лице прозрачные брызги воды, а волосы пахнут океаном. Я вдыхаю соленый свежий запах моря и чувствую, как бесконечно люблю тебя. Ты должна знать, что мое сердце, моя душа принадлежат тебе, только тебе. Во сне ты просишь любить тебя всегда. Я обещаю тебе это. Так будет всегда, до последнего моего дня. Я тебя обожаю и буду всегда обожать. Джо».

Рука Келли, державшая это наивное и нежное послание, задрожала, и листок упал к ногам, девушки. Здесь же, на полу, лежала большая связка желто–коричневых конвертов, на каждом из которых было написано крупными буквами: «Келли». Почерк был знакомый, размашистый, с круглыми аккуратными буквами. «Подумать только, и такой почерк принадлежит убийце, — воскликнула про себя Келли, поднимая вырванную из школьной тетради страничку. — Надо немедленно все сжечь, сейчас же, немедленно, сию же минуту», — уговаривала она себя.

Эту связку конвертов, Келли получила по почте, с небольшой сопроводительной запиской от Джо: «Все эти письма я написал в тюрьме тебе. Но так и не осмелился их отправить. Ты можешь их сжечь, но прежде прочитай».

Пакет с письмами Келли положила вглубь шкафа, а сегодня вдруг достала его. Что‑то побудило ее развязать связку, вынуть аккуратно разлинованный листок…

Ночью на вилле сработала сигнальная система. Примчалась полиция, обысками весь сад. Никаких следов. Келли наблюдала за происходящим из окна своей спальни, видела, в каком бешенстве был отец. Он решил, что система безопасности работала плохо, и намеревался ее изменить.

С каждым днем Джо Перкинс все больше и больше чувствовал, как над ним сгущаются тучи. Он ощущал себя одиноким затравленным волком, который и держался только на поддержке матери и сестры. Он пытался помириться со своим отцом, но тщетно. Тот словно ослеп и оглох и стал какой‑то неприступной глыбой, к которой не подобраться ни с какой стороны. Джо в конечном счете с горечью вынужден был признать, что человек, давший ему жизнь, всегда будет находиться под влиянием общественного мнения, которое создают сильные мира сего. А по отношению к нему это общественное мнение было пропитано ядом и ставило своей целью сделать из него изгоя. Его даже однажды арестовали, явно по наводке семьи Кепфелл и под предлогом выяснения обстоятельств какого‑то темного преступления, к которому он, естественно, не имел никакого отношения, и поэтому его отпустили, впрочем, даже не извинившись. Выло абсолютно ясно, что его хотят озлобить, и молодой человек начинал уже опасаться, а не сломают ли его те удары, которые один за другим обрушивались на него, и не попадет ли он, словно