"Санта-Барбара". Компиляция. Книги 1-12 - Генри Крейн

такие безусловно были — и высказывали сомнение в нем и называли сумасшедшим, так делали это просто из зависти к его профессионализму, к его виртуозности. Это был специалист, который с приобретением опыта действительно стал несравненным. Он знал наперечет все свойства спасательных взрывных устройств, умел использовать их так, на что любой другой человек, мыслящий стандартно, никогда бы не решился. Он не боялся риска, был отчаянно смел и находчив. Облачившись в свой защитный комбинезон, пропитанный асбестом, он попросил в деталях описать всю историю пожара и, задав несколько наводящих вопросов, отпустил всех, включая и спасательную команду. Оставшись наедине со стихией, поддерживаемый лишь кабелем, он напоминал альпиниста, которому па этот раз в единоборстве с силами природы следовало покорить огненную металлическую вершину. Зрелище было грандиозным. Пламя, в котором дрожал перегретый воздух, внезапно превратилось в громадный черный гриб, нависший над большой железной пирамидой. Через несколько минут Круз Кастилио, зависший между небом и морем и кажущийся таким маленьким, начал делать семафорные знаки куском материи. Это означало, что нужно было приехать и забрать его. Полузадохнувшийся, с лицом, черным от копоти, он спускался с вышки победителем, и глаза его сияли, будто в них укрылось побежденное пламя.

Они встретились в палате комфортабельной клиники. Время и события не изменили старых приятельских отношений. Круз крепко пожал руку Джо, давая тем самым понять, что те мрачные сплетни, которые паутиной оплели бывшего заключенного, его не интересуют. Круз считал, что он не только хорошо разбирается в пожарах, но знает толк и в людях, а потому ему не нужно было читать полицейские донесения, чтобы в глубине души быть твердо убежденным в том, что Перкинс невиновен. Таким образом, Джо обрел наконец в Санта–Барбаре настоящего союзника.

Пожар на буровой скважине был не единственным, который угрожал устойчивости Кепфелла. Во–первых, много неприятностей доставляла старуха Минкс, жившая по соседству, которая угрожала провести экологическую кампанию против него и призвать его к ответственности за то, что он этим пожаром загрязнил море и нанес невосполнимый ущерб природе. Кепфелл считал, как и многие в Санта–Барбаре, что она просто завидует его положению и его карьере настоящего американца. Но в любом случае, но его размышлению, экология была роскошью, которую могут позволить себе только маленькие страны, а сила его страны несомненно была основана на конфликтах с природой.

Конечно, тревожила его и Келли, но успокаивало то, что он был не единственным человеком, который ею занимался. Вот с Сантаной дело обстояло сложнее. До какого времени он может держать ее в неведении но поводу ее ребенка ив таком случае что же сказать Джине? Но самой срочной, несомненно, проблемой, которая требовала решения, был Мейсон. Что стоило одно только то, как резко и неожиданно он покинул праздничный стол. Это одновременно и огорчило и насторожило Кепфелла–старшего. Сын словно демонстрировал ему свой характер. Его извинения на следующий день были только следствием его воспитанности, не более. Акт сыновней почтительности Мейсон довершил новым бунтом, заявив, что больше не собирается продолжать свою карьеру политика. Тогда Кепфелл был очень занят пожаром и не придал большого значения этому факту, считая его просто очередным капризом. Мейсон уже вступил на эту дорогу, был ответственен за организацию этого коллоквиума губернаторов, причем выступал в роли большей, чем просто в роли сына Кепфелла… Сейчас, когда напряжение, связанное с пожаром, отступило, Кепфелл–старший решил выяснить, каковы же настоящие намерения Мейсона.

Он пригласил сына поужинать в ресторан «Ctolleta», который находился за городом. Этот мексиканский ресторан славился не только хорошей кухней, самое главное, там им никто не мог помешать. Между отлично приготовленной рыбой, и десертом из экзотических фруктов Ченнинг–старший приступил к атаке.

— Значит, Мейсон, ты решил покончить с большой политикой?

— Да, папа.

— Ты мог бы, по крайней мере, посоветоваться со мной, прежде чем принять такое решение.

— Я заранее знал твои чувства.

— Дело не в чувствах, Мейсон. Дело в логике. В исторической логике, мой сын. Ты можешь меня выслушать?

Мейсон чуть было не сказал: «Нет». Слушать отца — он заранее это знал — было все равно, что смотреть старую затертую киноленту с Фордом в главной роли о своих предках — завоевателях Нового Света, пионерах Дикого Запада, к которым все последующие поколения должны были испытывать чувство глубочайшей признательности. И его поколение в этом смысле было не исключением, хотя, оно знало и о другом: об Аль Капоне, а маккартизме, об убийстве Кеннеди, о геноциде индейцев, о вьетнамской войне и о депрессии. Таким образом, отец представлялся сейчас похожим ему на некоего почтенного деда, сошедшего с писанной маслом картины в деревянной раме. Ему не хватало только бородки, как у Линкольна, и тем не менее Мейсон честно должен был признать, что замечательная сила его отца питалась корнями, которые исходили из первобытной почвы Соединенных Штатов. Мейсон признавал это и уважал своего отца. Поэтому он не ответил «нет», а сказал «да».

— Наши предки, — как и ожидалось, начал отец, — приехали в Америку из Англии. Люди они были не богатые, денег у них было немного, а образования и того меньше. Но у них были смелость. Сохранился дневник, который вел одни из первых Кепфеллов–американцев. Тан рассказывается о длинном рискованном путешествии из Филадельфии в Сан–Франциско, во время которого они потеряли двух детей.

— Да–да, я помню, — ответил Мейсон, хорошо зная, что эта реликвия отойдет в свое время к нему по праву старшего сына.

— Самое главное, Мейсон, уметь правильно оценить, дать настоящую оценку этим жертвам.

«Ну вот, — подумал Мейсон, — все именно так, как я ожидал. Мой панаша действительно один из этих последних американцев, телефон которого подключен еще к XIX веку. Все именно так, он постоянно открывает страну, которой больше нет. Он продолжает сажать виноградники, продолжает эксплуатировать море с помощью этих скважин точно так же, как крестьяне когда‑то подсечным земледелием сводили леса для того, чтобы выращивать на этом месте пшеницу, И эта страна продолжает позволять такое обращение. Все идет по плану».

— Да, — сказал он вслух.

— Я хочу просто тебе напомнить, каким непростым было прошлое семьи Кепфеллов. В этом дневнике есть такая фраза: «Мы сделаем все, что будет необходимо». Для меня это стало нечто вроде крылатого выражения. Я хочу, чтобы эта истина оставалась в семье и чтобы каждое поколение помнило ее. Каким бы путем ни шел любой ее представитель.

— Ты хочешь сказать: новым путем?

— Совершенно верно. Есть и другое выражение,