250 дней в царской Ставке. Дневники штабс-капитана и военного цензора, приближенного к высшим государственным и военным чинам - Михаил Константинович Лемке

сообщено». Горемыкину послана другая: «Государь император повелел 28 ноября освободить теперь же сотрудника „Нового времени“ Алексея Ксюнина от наказания, наложенного на него Советом министров, предоставив ему обратиться к своей деятельности без каких-либо ограничений. О таковой высочайшей воле сообщаю вашему высочеству на распоряжение».

► Носков окончательно отставлен от печати. Он отказался сообщить генерал-квартирмейстеру свой псевдоним в «Вечернем времени»; там работает и полковник Корсун (псевдоним М).

► Сделано распоряжение о прекращении почтовых сношений с районом западнее Днепра, начиная южнее Киева, ввиду массовых секретных передвижений, перегруппировки войск и готовящихся операций. Это – способ спастись от излишней осведомленности неприятеля.

► Следствие по делу о Сухомлинове закончено; оно на 600 листах, – это еще не так много, как думалось, судя по разговорам; есть, как говорит прапорщик Орлов, достаточно данных для привлечения не только за получение «комиссий», благодарностей и т. п., но и за преступное бездействие в деле обороны страны. Скоро следственное дело будет доложено царю. Недаром я привел в самом начале своего дневника его гром-победную статью… И он не хуже других; судьба только выбрала его, а не другого. Если бы народ мог, он выставил бы еще тысячи предателей и негодяев.

30-е, понедельник

Приехал французский министр без портфеля Поль Думмер, представился царю и затем был им направлен к Алексееву. Еще не легче: французы просят нас дать им солдат – у них все людские запасы истощаются… Они не могут дать нам сюда своей техники, а потому просят нас дать туда наших людей. Алексеев говорил с ним долго, и они договорились, что, так как послать во Францию полки нельзя – это может быть очень чревато и внутренними у нас событиями, и по военным соображениям нежелательно, да и командный состав нам самим нужен, – то к нам приедут французские генералы и офицеры, мы дадим им для опыта один полк, составив его из небольшого числа знающих французский язык офицеров, и попробуем, выйдет ли что-нибудь из такой затеи. Если да, то можно будет сформировать несколько полков и дивизий и уже послать их во Францию. Как раз во время этого разговора Алексеев получил телеграмму от исполняющего должность начальника Генерального штаба Беляева, в которой тот высказал свой отрицательный взгляд на дело.

► Министерство внутренних дел не принимает никаких мер для эвакуации 40 000 беженцев, оставшихся на фронте, а между тем военные власти доносят, что они мешают армии, голодают. Армии приходится кормить и одевать их, что вовсе не ко времени и вообще не ее дело. Алексеев очень волновался сегодня по этому вопросу.

И было чем: у себя на Северо-Западном фронте он видел, что такое «беженство».

Слово это выбрано неудачно, но приобрело право гражданства. Бежали только достаточные классы, а масса гналась насильственно с своих земель и пепелищ, лишенная всего. «Беженцы» принесли в восточную часть России капиталы, на которые и жили на новом месте, «выгонцы» же доплетались иногда с половиной семьи, похоронив другую по дороге, с пустыми руками, голодные, больные, всем чужие. В этом ужасном явлении, которое наблюдала вся Россия до Уральского хребта, как нельзя полнее сказалась вся неспособность военной и гражданской власти и всего правительства предугадать последствия распоряжений, отдаваемых без сколько-нибудь вдумчивого к ним отношения. Военная власть, традиционно совершенно лишенная каких бы то ни было знаний экономической и бытовой жизни страны, не считала нужным вдумываться в отдаваемые ею приказы по очищению полей предстоящих сражений, а гражданская, видя приведение этих приказов в исполнение вне жизни, не сочла своим долгом приостановить его до основательной разработки. Говорить о такой разработке в мирное время у нас, конечно, смешно. Разве кто-нибудь, хоть в одном министерстве, не исключая, конечно, и военного, продумал возможность войны в реальных условиях ее Западного фронта?

Когда первые волны беженцев создали затор в железнодорожном движении и транспорте, а потоки выгонцев гнались плотной массой по всем другим дорогам и сама армия первая стала ощущать беспорядок в очередном подвозе довольствия и боевого снаряжения, только тогда шайка правительственных злодеев спохватилась и стала обсуждать «новый», непредвиденный вопрос.

20 июня 1915 г. великий князь Николай Николаевич телеграфировал главнокомандующему Северо-Западным фронтом Алексееву: «Прибывшие только что гофмейстер Нейдгард и граф (Владислав) Белопольский доложили об уничтожении целых селений на некоторых корпусных участках, о бессистемности эвакуационных распоряжений, о неправильно создавшемся, видимо, у населения и войск понятии, что это – меры репрессии. Уничтожение частного имущества без оценки и без права сохранения его владельцами порождают уныние, озлобление, смуту. Прикажите все это немедленно устранить». Год спустя после начала войны Верховному главнокомандующему глаза открыли два заинтересованных магната, – до тех пор он и не подозревал ужаса войны под своим предводительством…

А 21 июля начальник штаба Верховного, «видя разнообразие во взглядах и способах проведения в жизнь вопросов эвакуации», просил начальников снабжения фронтов прибыть на следующий день в Ставку на особое совещание.

Результатом последнего было приказание Верховного: «Уничтожать только то, что необходимо по военным требованиям, что мешает обстрелу; при уничтожении составлять акты, дабы население могло получать соответствующее вознаграждение; при уничтожении посевов на корню составлять также акты. Население не должно быть выселяемо со своих мест поголовно; только мужчины военнообязанные, от 18 до 45 лет, привлекаются работать у нас с организацией довольствия. Остающееся на месте население должно быть обеспечено запасом продовольствия. Широко привлечь все без исключения гражданские власти к выполнению этих мер, обратиться к населению с успокоительным объявлением чрез гражданскую власть. Последняя должна принимать все меры, работать не покладая рук, чтобы внести порядок в передвижение того населения, которое добровольно покидает свои места, и направлять в строго определенные районы, не загромождая тыла армии…»

Как все это понималось на практике, видно хотя бы из приказа генерала Леонида Вильгельмовича Леша по III армии (Северо-Западный фронт) от 9 августа 1915 г.:

«Объявляю для сведения, что главным начальником снабжений армий Северо-Западного фронта, для направления беженцев, указаны следующие дороги:

1) Белосток, Добжиневка, Великая Берестовица, Волковыск, Зельва, Яворская Руда, Дятлово, станция Новогрудок;

2) Вельск, Нарев, Свислочь, Волковыск, Зельва, Слоним, Полонна, Барановичи;

3) Клешели, Каменики, Беловеж, Пружаны, Рожаны, Слоним, Полонна, Барановичи;

4) Высоколитовск, Каменец-Литовск, Шерешев, Пружаны, Ворожбиты, Картузская Береза, Яглевичи, Чемалы, Маловиды, станция Русиновичи;

5) Брест, Кобрин, Запруды, Картузская Береза, Яглевичи, Чемалы, Маловиды, станция Русиновичи;

Теперь же безотлагательно должен быть очищен весь тыловой район армии; для этой цели у всего населения до линии Поддубное, Кобрин, Ливенец, Каменец-Коширск, начиная с передовых окопов, сначала в первой полосе, шириной 15 верст, потом во второй и далее в третьей должна быть произведена реквизиция скота у