250 дней в царской Ставке. Дневники штабс-капитана и военного цензора, приближенного к высшим государственным и военным чинам - Михаил Константинович Лемке

► Кстати, я слышал от солдат, что командовавший 60-м пехотным Замостским полком Тихменев был очень ими любим.

► Полковник Стахович написал в «Вечернем времени» (29-го числа) превыспреннюю статью о георгиевском празднике и ходит гордый своим литературным «успехом»…

Декабрь

1-е, вторник

Завтра царь едет на фронт и 6 декабря свои именины проведет со «своей» гвардией.

► П. Думмер уехал в день своего приезда. Ожидаем генерала По.

► Начальник штаба Западного фронта генерал М.Ф. Квецинский сообщил Пустовойтенко, что из Лондона прибыла в Варшаву делегация «Дар Англии Польше» во главе с артисткой Л.Б. Яворской, состоящая большею частью из евреев; делегация имеет негласной целью выяснение «насилий» (кавычки Квецинского, конечно) и «несправедливостей», чинимых русской армией, администрацией и польским обществом над еврейским населением края. Начальник штаба написал на бумаге: «По-моему, такому человеку не следовало бы быть в районе армии, а если и допустить, то под строгим надзором. Деятельность Яворской была вполне враждебной России и армии. Люди, при ней бывшие, могли работать с нею только при единомыслии. Тенденция, пропитавшая насквозь всю деятельность Яворской, рисует вред ее пребывания в районе действий». Благодаря этой резолюции делегация не была допущена в польские районы, еще находящиеся у нас.

Что-то я начинаю сомневаться в уме Алексеева.

► Кстати, в июле 1915 г. министр внутренних дел князь Щербатов сообщил, что корреспондент «Нью-йоркского времени», адвокат из Чикаго Пиотровский, уроженец Соединенных Штатов, польского происхождения, приехал из Америки и просит разрешения отправиться в Варшаву, чтобы ознакомиться на месте с положением пострадавшего населения Царства Польского для привлечения в его пользу американских пожертвований. Его просьбу поддерживали наш посол в Вашингтоне и петроградское посольство Штатов. 4 июля последовало разрешение Янушкевича.

2-е, среда

Завтра ровно месяц, как уехали наши корреспонденты, и Бюро фактически не существует. Носков ждет рождественского «пособия» (800 р.), после чего хочет уехать в полк, который все еще выбирает. Если Вандам не приедет, значит, я по-прежнему буду без дела, но с необходимостью торчать здесь.

► Вот уже два месяца, как по всему нашему фронту замечают, что 30 % немецких снарядов не рвутся.

► Вчера у Алексеева долго сидел великий князь Георгий Михайлович, получавший указания относительно своей миссии в Японию, – он едет не только для поздравления японского микадо, но и для выяснения некоторых вопросов по заключенным нами договорам относительно заготовки японцами разного рода вещей и боевого снаряжения.

► Сегодня приехал главный начальник Двинского военного округа генерал Дмитрий Петрович Зуев, – у него в округе Виленская, Витебская и часть Псковской губернии. Приехал хлопотать об избавлении его от засилии «рыжего» Данилова, который при разделении снабжения Северо-Западного фронта забрал все лучшее для Западного фронта, а Фролову для Северного оставил так мало, что фронта не снабдишь. Теория простая – рви, что можешь, а то и своя часть будет голодать, законники же Зуевы все ждут, что им поможет какая-то общая власть и чье-то общее руководство… Все, все было забыто в мирное время, ни о чем предатели не подумали, – до того ли было с таким правителем в Царском Селе… А если и подумали, то вроде того, как сообразили штаты штабов или способы связи в частях армии и штабах, когда, например, на штаб фронта считали достаточным двух аппаратов Морзе, а на деле пришлось поставить по 10–12 Юза…

3-е, четверг

Вчера у нас в собрании обедал граф Татищев, командир корпуса жандармов. Томный взгляд, барская повадка и личная «порядочность» (последнее по определению Пустовойтенко). Думают, что он скоро сменит министра внутренних дел Хвостова.

► На днях – и уже окончательно – уйдет Рузский по фактической болезни. Преемник ему еще не найден, – не легко отыскать при безлюдье, да при желании Алексеева, чтобы был человек, а не придворная кукла.

► Сегодня на вокзале, когда уезжал царь с наследником, Фредерикс сказал Алексееву: «Государь еще юн, он не понимает, что мальчика не надо брать с собой всегда. Молодость…»

► На Балканах сейчас 250 000 сербов и 120 000 союзников. Юго-Западный фронт отправил в Сербию 54 000 австрийских винтовок.

► М.Д. Бонч-Бруевича из штаба Северного фронта уберут.

► Здесь живет с своим управлением попечитель Виленского учебного округа Николай Дмитриевич Чечулин и ежедневно шатается в оперетку или фарс. Видно, дела государственные оставляют времени довольно.

4-е, пятница

Вдруг совершенно неожиданно вернулся царь: наследник заболел, простуженный на богослужениях и парадах 26 ноября. Пробыв на могилевском вокзале около трех часов, царь не выходил из вагона; Алексеев ездил туда дважды, первый раз с Пустовойтенко; они там и завтракали. Царь отправился в Петроград. А Фредерикс – то, пожалуй, был прав…

► На фронте, где жизнь потеряла свою обстановочную сторону, где неумолимому режиссеру повседневной жизни – страсти – нет места, где зато кричит одна страсть – желание жить, хотя бы без руки, хотя бы с ампутированными по колена ногами, суетное желание тыловой жизни свелось к такой примитивности, что самому иногда приходится смеяться незатейливости своих потребностей. Все отлетело, все оставлено сзади, все как-то чуждо, непонятно. Припоминаю рассказ об одной молодой только что приехавшей сестре милосердия. Как ей, бедной, было неловко с тремя кольцами на руке, которые она никак не могла снять, благодаря временному отеку. И надо же было этому отеку совпасть именно с временем приезда ее на работу. Она так конфузилась своих колец, так прятала их под передник и в полотенце, так краснела, если замечала, что в работе забыла о руке, на которую смотрит больной… «Да разве здесь кольцам место! Разве это не ужасно?!» – повторяла она доктору, знавшему причину ее страданий, и, наконец, не выдержала, отправилась в ближайшее местечко, нашла какого-то «ювелира» и велела распилить свои украшения…

В тылу, где жизнь культивирует свою обстановочную сторону, где страсть ведет людей на страшнейшие преступления перед родиной, где кричит не страсть жизни, как таковой, а жизни разгульной, жизни упоения неожиданно доставшимся достатком, – там не знают высоких цен, которые не были бы готовы платить за бриллианты, женские туалеты и художественные ненужности будуара и гостиной…

Какой ужас совершается в районе мирной полосы России – ужас ограбления родины, ужас захвата всего, что плохо лежит, ужас спекуляции на нуждах родины, ужас набивания кармана перераспределенным богатством…

Конечно, и до войны каждый знал, что в моменты такого потрясения, как и вообще в моменты серьезных общественных осложнений, всегда находились тысячи людей, делавших себе материальную