250 дней в царской Ставке. Дневники штабс-капитана и военного цензора, приближенного к высшим государственным и военным чинам - Михаил Константинович Лемке

Это было воплощение долга перед родиной, которую он любил больше всего на свете, воплощение идеальной, кристаллической честности, это была укоризна нескромности при мало-мальски большом уме и выдающемся служебном положении. Он был так же велик духовно, как грандиозен физически. Помню, когда я был маленьким кадетиком и генерал приезжал иногда к нам в корпус к своему сыну, мы все выскакивали смотреть на него откуда-нибудь из-за угла. Громадного роста, очень плотный, могуче сложенный, без неприятной полноты, румяный, русый, с блестящими добрыми глазами и очень приветливой русской улыбкой, – этот тогда молодой генерал был нашим классным идеалом.

Этот человек умел делать добро! Он искренно старался скрыть свое в нем участие и иногда был очень недоволен, если оно обнаруживалось и сопровождалось благодарностью. Вот почему, по отзыву одного его долголетнего сослуживца, многие и до сих пор не знают, что тем или другим в своей жизни обязаны именно Павлу Алексеевичу.

8-е, вторник

Недурненький штрих из жизни Ставки. Дешифрирование получаемых нами телеграмм – одна из важных обязанностей дежурного офицера. Сегодня утром, часов в восемь (а смена бывает в девять), дежурный писарь подает Носкову принесенные из полевой телеграфной конторы шифрованные телеграммы и говорит: «Ваше высокоблагородие, можно отправить назад, сказать, чтобы принесли после девяти, – так всегда делают». Вот отношение русского Генерального штаба к существу дела. Тут все налицо.

► На отчаянную телеграмму сербского королевича царь ответил телеграммой, в которой очень много комплиментов Сербии и ее армии, указание на то, что, по его повелению, Сазонов не раз делал и сейчас сделает еще представления союзникам о помощи Сербии, и уверение, что по окончании войны он примет меры к возрождению несчастной страны… То-то легко стало несчастным…

9-е, среда

Болезнь наследника скрывали и еще скрывают, хотя он уже здоров. В официальных телеграммах сообщалось, что 6 декабря на богослужении в Царскосельском соборе были царь и царица «с детьми», которые умышленно, против обыкновения, не поименованы. Да и здесь говорили о болезни не всем и не громко.

► Приехал генерал Саввич. Наружность человека, все время думающего сделать ее более приятной. Быв весьма «деятельным» в должности начальника штаба корпуса жандармов, он, конечно, не может заслуживать симпатии.

► Алексеев собирается на днях в Бердичев (место расположения штаба Юго-Западного фронта), чтобы самому направить Иванова в развитии и исполнении наступательной операции; видно, что Иванов не сумеет повести дело, между тем Саввича уже оттер, – а надо отдать ему справедливость, дело свое он знает.

10-е, четверг

Царь хочет ехать в гвардейский отряд. Алексеев сообщил, что это вряд ли уже возможно: он двинулся. Какое решение последовало, неизвестно.

11-е, пятница

Известно, – вот телеграмма, которую я шифровал и отправил: «Бердичев. Генерал-адъютанту Иванову. Государь император в 9 ч утра 15 декабря прибудет в Волочиск для осмотра гвардейского отряда. В этот день нужно подготовить две дивизии, остальные части на следующий день, если боевая обстановка позволит, что должно быть доложено его величеству на месте. Прошу сообщить, можно ли подтянуть последние дивизии тоже к Волочиску или поезду лучше проследовать дальше. Алексеев». Через час мы имели ответ Иванова: «Лучше в один день – часть в Подволочиске, часть в Волочиске; поезду ехать нельзя».

► Позднейшая телеграмма начальника штаба Иванову тоже зашифрована мною: «Государь император желает произвести смотр всем дивизиям 15 декабря. Если обстановка потребует отмены, это можно сделать до вечера 13-го числа. Кирасирской дивизии отправлены 5-е и 6-е эскадроны; было бы желательно придержать дивизию и дать время сплотить сырой материал».

► Царь приедет сюда в 12 ч дня 13-го, а вечером едет на Юго-Западный фронт.

► Алексеев советует Янушкевичу заместить какой-то пост на Кавказе генералом Вогаком или Д.П. Зуевым, говоря, что там нужен человек смелый, хитрый, ловкий, которого азиатцы не провели бы.

► Генерал Щербачев начал операцию и сразу недоволен нерешительностью и сбивчивостью приказаний, передаваемых генерал – квартирмейстером Юго-Западного фронта Дитерихсом.

► На Северном фронте и сейчас главным считается, конечно, Риго-Двинский район; для усиления его артиллерии послано кое-что новое и приказано взять все, что можно, из фронтового тыла, куда, в случае надобности, можно будет увезти потом с передовых позиций; заказаны в России чугунные бомбы к крепостным пушкам 1877 г., и все будет доставлено на Северный фронт.

► Шуваев будет скоро назначен полевым интендантом при Ставке.

► Поливанов сообщил Алексееву, что все нужное Иванову, вероятно, можно будет доставить, кроме сена, – его не подвезти.

► После заседания Совета министров 11 декабря Горемыкин прислал начальнику штаба очень пространную депешу по вопросу о призыве всего мужского населения в Лифляндской губернии, в Риге, Рижском, Венденском и Вольмарском уездах. Еще 11 октября последовал именной указ Сенату о призыве всех оставшихся непризванными ратников ополчения 1-го и 2-го разрядов в Лифляндской губернии; уезды, в которых надлежало производить призыв, и время его предоставлено было определить главнокомандующему фронтом. До сих пор Рузский не считал эту меру своевременной, теперь решил ее осуществить. Горемыкин утверждает, что Бонч-Бруевич объясняет это главным образом желанием выловить таким поголовным призывом все германофильствующие элементы края. Это очень наивно, потому что немало их и в возрасте старше 44 лет, а между тем лифляндцы объясняют такой шаг как месть целой немецкой партии за организацию латышских батальонов; экономически такое распоряжение грозит краю разорением. Вообще, мера эта сулит много серьезных осложнений, и потому Горемыкин просит Алексеева отменить ее.

16 декабря Горемыкин сообщил, что мера уже приводится в действие, и призыв назначен на 18 декабря; краю грозит разорение, остановка деятельности всех правительственных учреждений, между тем как все делается для изъятия под видом закона нескольких десятков лиц немецкого происхождения, – и опять просил все отменить, освободив учителей, чиновников и т. п.

► Иванов дал нагоняй Щербачеву за путаницу в операции. Щербачев обиделся; разъяснение Иванова направлено ему и, для сведения, Алексееву.

► Сейчас в Буковине и Галиции 300 000–350 000 неприятельских сил; к середине января ожидают миллион. В Константинополь все прибывают громадные количества немецких снарядов.

12-е, суббота

Сегодня у нас завтракал великий князь Дмитрий Павлович. Он вошел, когда мы все уже сидели. Алексеев, как и все, встал, но не пошел навстречу, а лишь немного отделился от своего места. Дмитрий Павлович поздоровался кое с кем и, видя, что за ним не бегают, спросил: «А где мне сесть?» – «Вот здесь место, ваше высочество…» Ну, конечно, Алексееву не место