250 дней в царской Ставке. Дневники штабс-капитана и военного цензора, приближенного к высшим государственным и военным чинам - Михаил Константинович Лемке

► Рузский сегодня подтвердил свой приказ о том, чтобы без его приказания отнюдь не поднимали с мест население, то есть не создавали беженства.

► Сегодня Носков давал мне советы, как разговаривать с С.М. Крупиным, чтобы выставить его в лучшем свете перед Алексеевым. Вспоминаю, как на второй или третий день моего пребывания в Могилеве он советовал мне быть повнимательнее в отношении Шавельского, не гнушаться побывать иногда в церкви, поцеловать ему руку и побеседовать с ним на текущие темы, конечно не обнаруживая своих политических верований и симпатий.

► Сдал в Царское Село следующую телеграмму сербского Верховного главнокомандующего, наследника-королевича Александра из Скутари от 7 декабря ст. ст.: «С надеждой и верой, что мои войска на Адриатическом побережье могут быть спокойно снабжены и реорганизованы, в чем была мне обещана помощь со стороны союзников, я успел их перевести через бездорожные албанские и черногорские горы. Не найдя здесь ничего из того, что им нужно для существования и реорганизации, они ныне находятся накануне самого трагического конца. В эти самые тяжелые минуты я и на этот раз обращаюсь к вашему императорскому величеству, на которого всегда возлагал свои последние надежды, с просьбой о мощном содействии вашего императорского величества в том, чтобы я мог спокойно подготовить мою армию для новых усилий, которые предстоят как ей, так и союзным войскам. Дабы я мог это осуществить, необходимо, чтобы союзный флот перевез мою северную армию из Сан-Джиовани-ди-Медуа в какое-либо безопасное место недалеко от границ Сербии, лучше всего – в окрестности Салоник, ибо голодные и изнуренные войска после беспрерывных боев и маршей, будучи не обеспечены от неприятеля, не смогут сухим путем, двигаясь по козьим тропинкам, перейти из Скутари в Велону, куда союзные верховные команды предполагают ее отправить. Надеюсь, что эта моя мольба встретит отклик у вашего императорского величества, всегда отечески заботившегося о сербском народе, и что ваше императорское величество соблаговолите воздействовать на союзников в том, чтобы спасти сербскую армию от незаслуженной, но предстоящей ей катастрофы. Александр».

Передавая телеграмму царю на фронт, Алексеев не высказал своего мнения, – оно бесполезно: помощь невозможна, и сербы уже погибли… На днях он указал на это совершенно ясно.

► Наше наступление на Юго-Западном фронте что-то не предвещает ничего хорошего: у Иванова нет веры в него, что он всячески подчеркивает, ссылаясь на целый ряд неустройств и даже на недостаточную обдуманность этого шага со стороны Алексеева. Очень осложнено довольствие фронта, переданное Министерству земледелия и, в смысле заготовок, почти изъятое из рук интендантства. Закон 7 ноября о том, чтобы не запрещать вывоз продуктов из прилегающих губерний, лишил Иванова и местных уполномоченных Министерства земледелия надежды на пополнение запасов фронта; бестолковщина на железных дорогах, так блестяще руководимых Рожниным и Треповым, еще усиливает отрицательную роль этого закона. Все это Иванов изложил вчера в громадной телеграмме на имя министра земледелия. «Установленные мною нормы запасов иссякли, магазины почти пусты, и судьба армий фронта зависит только от правильности ежедневного подвоза суточного довольствия…» Он просит принять безотлагательно меры к пополнению на 1 января 1916 г. базисных магазинов фронта до нормы 30-дневного запаса, а мяса – на 2 месяца. Чтобы судить, что за цифры нужны ему на эти сроки, приведу их: муки 75 000 пудов, крупы 150 000 пудов, рису 38 000 пудов, томата 23 000 пудов, сухарей 300 000 пудов, овощных консервов 45 000 пудов, сала 200 000 пудов, мясных консервов 12 000 000 порций, табаку 31 000 пудов, зернового фуража 6 300 000 пудов, сена 2 100 000 пудов и соломы 2 100 000 пудов.

► Телеграмма Пустовойтенко генералу-квартирмейстеру Западного фронта Лебедеву: «В очередных эпизодах „Нашего вестника“ необходимо исключить описание результатов воздушной разведки и бросания бомб, а равно указания на безрезультатность артиллерийского огня противника в районе озера Дрисвяты. Вообще же необходима более тщательная редакция „эпизодов“, настоящая же редакция представляется опасной в том отношении, что при свежести сообщаемых данных последние могут давать противнику, вследствие передачи их по телеграфу за границу, ответ на многие интересующие их вопросы по обстоятельствам того или другого столкновения. Наблюдается также несогласованность данных „Вестника“ с ранее бывшими данными официальных сообщений Ставки; так, в сообщении Ставки указывалось, что „при столкновении у озера Дрисвяты взяты пленные“, причем число умышленно не указывалось, тогда как сегодня оно дается в „Вестнике“, что может повести к сличениям и нежелательным комментариям враждебной печати».

► Сегодня тихо заснул навеки в полном сознании генерал от артиллерии Павел Алексеевич Салтанов. Человек, имя которого мало было известно широкой публике, хорошо – многим, наглядно – всем военным: оно мелькало в числе членов военного совета, скрепляющего уставы, положения и разнообразные акты военного законодательства.

Родился Салтанов в 1839 г., первоначальное образование получил в 1-м Московском кадетском корпусе, в 1857 г. вышел прапорщиком в лейб-гвардии Финляндский полк, вскоре поступил в Михайловскую артиллерийскую академию, кончил ее блестяще и был оставлен при ней для усовершенствования в химии (1859 г.). В 1860 г. был переведен в гвардейскую артиллерию, в 1861 г. прикомандирован к главному артиллерийскому управлению, а в 1864 г. переведен в канцелярию Военного министерства, где и служил до 1899 г., быстро подвигаясь, благодаря своим выдающимся умственным способностям и редкой компетентности в каждом поручавшемся ему вопросе. В 1881 г. он был произведен в генерал-майоры, а в 1904 г. – в полные генералы, числясь все время по артиллерии.

Из всего сделанного им надо особенно отметить заведование эмеритальной кассой военного ведомства, которая реформирована и приведена в современное положение исключительно его заботами и кропотливым трудом в течение 1899–1904 гг. Салтанов был назначен заведовать благотворительным капиталом покойного баронета Виллье, которым и управлял безвозмездно более двадцати пяти лет, всегда сердечно относясь к вдовам и дочерям медицинского персонала, из его рук получавшим пособия. После того он был назначен членом военного совета, где явился одним из деятельных работников.

Военная служба не погасила в нем интересов к науке, особенно к истории, статистике и географии; он был очень давним и преданным членом географического общества, много читал, прекрасно владея иностранными языками, и еще больше беседовал с людьми самых разнообразных профессий и интересов. Таким образом он всегда, до самого конца своей жизни, был в курсе научной работы привлекавших его областей человеческого знания. Салтанов был гражданин, дорожил своим общественным миросозерцанием и не каменел в раз принятых убеждениях, если жизнь заставляла его сознаваться в их ошибочности. Он говорил об этом просто, как человек научного склада. Его работа в военном совете никогда не афишировалась, наоборот, не было человека,