Серго Орджоникидзе. Командарм советской промышленности - Илья Сергеевич Ратьковский

большее отставание от плана было по выпуску легковых автомобилей. План полугодия не был выполнен. Отчасти это обусловливалось текучкой кадров, налаживанием выпуска новой продукции, нерешенными бытовыми проблемами рабочих[1022]. Ситуация была на контроле, в «Правде» и ряде других газет публиковались данные о ежедневном выпуске автомашин[1023].

Определенные проблемы фиксировались в этот период и в угольной промышленности Донбасса. А. Стаханов указывал, что после первоначальных успехов, связанных со стахановским движением, в 1936 году произошло уменьшение объемов добычи угля до уровня октября 1935 года, долг по годовому плану текущего года к августу составил около 3 млн тонн[1024]. 15 августа 1936 года в Москве началось совещание при Наркомате тяжелой промышленности, посвященное нефтяной отрасли. На нем вечером 16 августа Серго выступил с большой речью. В этом секторе экономики тоже нередкими были сбои в производстве[1025]. Позднее Орджоникидзе сообщал в письме Сталину: «Промышленность в августе жила лучше, чем в июле, но пока еще летнее падение не перекрыто. Дальше пойдет лучше. Авиация в августе работала плохо»[1026].

Это был сложный период в истории СССР. 19 августа начался Первый московский процесс (открытый), на котором в качестве обвиняемых проходили Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев, Г. Е. Евдокимов и И. П. Бакаев, осужденные в январе 1935 года за «пособничество терроризму», а также несколько видных в прошлом троцкистов — И. Н. Смирнов, С. В. Мрачковский и другие лица, ранее участвовавшие в оппозиции режиму. Обвиняемые «признали» свое участие в подготовке убийства Кирова и аналогичных акций против других руководителей партии, «подтвердили» наличие широкого антисоветского заговора и указали на свои «связи» с оппозиционерами, находившимися еще на свободе, — Томским, Бухариным, Рыковым, Радеком, Пятаковым, Сокольниковым и другими известными советскими деятелями.

21 августа газета «Правда» вышла с большой статьей Пятакова «Беспощадно уничтожать презренных убийц и предателей»[1027]. Однако подобное самообличение и усугубление вины своих коллег по троцкистской оппозиции мало ему помогло. 22 августа «Правда» опубликовала заметку о рабочем собрании под характерным названием «Расследовать связи Томского — Бухарина — Рыкова и Пятакова — Радека с троцкистско-зиновьевской бандой»[1028]. Похожую заметку «Смерть убийцам Кирова!» с подзаголовком «Расследовать связь Бухарина, Рыкова, Пятакова с троцкистско-зиновьевской бандой» «Правда» напечатала и на следующий день. Подобные обращения в эти дни принимались на многочисленных рабочих собраниях[1029].

Нагрузка на Орджоникидзе увеличивается. Так, 21 августа он составил многостраничную докладную записку в ЦК ВКП(б) о переоснащении снарядных заводов. Ее главная идея состояла в том, что для увеличения производства снарядов к 1939 году необходимо не строительство новых предприятий, а переоснащение новой техникой уже имеющихся заводов. Это важно, доказывал Орджоникидзе, и с учетом имеющегося разнобоя типов снарядов[1030]. В этот же день, совместно с Л. Кагановичем, Орджоникидзе запрашивал Сталина о согласии на кандидатуру нового японского посла в СССР[1031]. Решал он в эти дни и другие вопросы.

После прозвучавших на суде обвинений 22 августа покончил жизнь самоубийством кандидат в члены ЦК ВКП(б), ранее член Политбюро, М. П. Томский. Орджоникидзе, Л. Каганович и Ежов сообщили об этом Сталину. Они осуждали самоубийство Томского как и случившееся ранее самоубийство Ломинадзе[1032], и считали это подтверждением причастности самоубийц к «зиновьевско-троцкистской банде»[1033].

24 августа всем главным обвиняемым на московском процессе был вынесен смертный приговор. Приговоренные к высшей мере наказания, за исключением Э. С. Гольцмана, подали прошение о помиловании в Президиум ЦИК. До вечернего заседания Президиума ЦИК «Политбюро предложило отклонить ходатайства и приговор привести в исполнение сегодня ночью»[1034]. Об этом Каганович, Орджоникидзе, Ворошилов и Ежов сообщили срочной телеграммой Сталину, и он одобрил решение.

Многое из того времени кажется театром абсурда. Интересна с этой точки зрения запись в дневнике советского драматурга А. К. Гладкова от 25 августа: «На последних страницах газет под заголовком „Хроника“ сообщается, что президиум ЦИКа отклонил ходатайства подсудимых о помиловании и что приговор приведен в исполнение… В „Правде“ передовая „Страна приветствует приговор Верховного Суда“. Два подвала Д. Заславского „Заживо сгнившие люди“[1035]. На первой полосе — руководители правительства на вчерашнем авиапразднике: Каганович, Андреев, Орджоникидзе, Антипов, Чубарь, Ягода, Шкирятов, Хрущев, Косиор и руководитель парада комкор Эйдеман. Среди дипломатов — Литвинов. Эти люди пришли на авиапраздник, только что узнав свежую новость — о смертном приговоре своим вчерашним товарищам. Кто-нибудь когда-нибудь опишет это все…»[1036]

На первой полосе газеты «Правда» действительно была размещена фотография с подписью «Тушинский аэродром, 24 августа. Слева направо: тт. Каганович, Андреев, Орджоникидзе и Антипов наблюдают за полетами». Здесь проходил авиапраздник, на котором присутствовало около 200 тыс. человек. Этому мероприятию газета посвятила ряд других материалов, в том числе упоминалось о присутствующих в ложе членах советского правительства[1037]. Несмотря на политический процесс, никто не освобождал Орджоникидзе от его руководства работой всей тяжелой промышленностью, в том числе и авиационной. Сохранились воспоминания летчиков, принимавших участие в празднике. Валерий Чкалов вспоминал: «Мы втроем — я, Беляков и Байдуков низко пролетали над аэродромом в нашей краснокрылой машине. Среди тысяч лиц мы увидели сидящего в правительственной ложе тов. Серго. Вместе со всеми он приветствовал наш, вернее, его самолет с надписью „Сталинский маршрут“»[1038].

Были на первой странице этого номера «Правды» и другие материалы: телеграмма С. Орджоникидзе и его заместителя А. Брусникина с поздравлением рабочего коллектива Челябинского тракторного завода с выпуском 50-тысячного трактора; множество откликов на приговор, в том числе А. Стаханова, который выражал глубокое удовлетворение в связи с приговором суда; освещение хода гражданской войны в Испании[1039].

Прозвучавшие на августовском суде обвинения давали повод для расширения репрессий, но Сталин первоначально концентрирует свое внимание на кадровых вопросах. Учитывая колеблющуюся позицию главы НКВД Г. Г. Ягоды, близкого к оппозиции, Сталин 26 сентября заменяет его на этом посту хорошо зарекомендовавшим себя в ходе партийных чисток Н. И. Ежовым. Обосновывая кадровые перемены, Сталин указывал в телеграмме от 25 сентября членам Политбюро: «Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздало в этом деле на 4 года»[1040]. Однако Ежов в сентябре 1936 года отмечал, что, учитывая трудности, возникающие «с точки зрения общественного мнения за границей», «новые процессы затевать вряд ли целесообразно»[1041].

Орджоникидзе часть Первого московского процесса слушал в ЦК, в кабинете Л. М. Кагановича, о чем он сообщал в сентябрьском письме к Сталину: «Слушал слова почти всех. Более мерзского [так в письме. — И. Р.] падения человека, какое они показали, нельзя себе представить. Их мало было расстрелять — если бы это можно было, их надо было по крайней мере по десять раз расстрелять. С этой сволочью покончили