Перегрины. Правда за горизонтом - Василий Кленин

выбрались с десяток человек: мужчины, подростки, пара женщин. Все, как один, похожие на Жаборота: нечесаные, тщедушные с одутловатыми животами. Морту, конечно, видел кори: крепко сбитых, шрамированных, с короткими волосами и частично выбритыми головами. Раньше он думал, что его прикормыш один среди них такой – непутевый, жалкий. Наверное, поэтому он и пригрел его.

Теперь же на него таращили испуганные глаза десять жаборотов.

Морту обмер: это были не кори.

Его окружали горцы-людоеды! Больше некому. Всё вокруг запахло угрозой, Морту видел лишь острые клыки, слышал лишь злобное рычание.

Людоеды! Заманили к себе!

В это время Жаборот вновь коснулся руки благостного. Морту словно огнем обожгло! Он вздрогнул, закричал и кинулся прочь. Но людоеды оказались на редкость быстрыми. Они кинулись вслед, вцепились в руки, ноги, волосы! Повисли на толстяке, пока он не рухнул на землю. Морту вопил, отбивался, но постепенно горцы стянули ему руки и ноги. А Жаборот протянул свои грязные пальцы к шее священника.

Уже не в силах громко кричать, Морту сипел, надеясь, что кто-нибудь все-таки услышит его и придет на помощь. А потом в его глазах потемнело.

…Сознание возвращалось к благостному постепенно. Возвращалось с болью: в помятой шее, в затекших конечностях. Вскоре он осознал, что сидит на земле. Его крепко привязали спиной к дереву. Прямо перед ним была безлесая площадка с несколькими хлипкими навесами. Вокруг бродили, сидели, валялись людоеды.

Страх снова вернулся в сердце Морту. Он заелозил, пытаясь высвободить руки, но они были стянуты крепко. К тому же портойский священник их почти не чувствовал. Движения (или их попытки) только принесли ему жгучую боль в теле. Ханабеи заметили, что их пленник пришел в сознание, и потянулись к нему. Голова у Морту еще слегка кружилась, но он навскидку насчитал более сотни горцев. Были там и дети со стариками, и бабы чумазые, но кривоногих мужчин было больше всего. Священник помнил рассказы башенников, вернувшихся из похода в леса, – деревеньки у людоедов совсем махонькие. А здесь – толпа поболее, чем в селении кори.

Горцы смотрели на свою будущую еду, но, как ни хотелось благостному, он не мог разглядеть в их глазах кровожадный блеск. Люди были робки и кротки, натыкаясь на взгляд портойя, они опускали головы, начинали ковыряться в земле и делать какие-то еще более бессмысленные движения. Это придало силы Морту, и он с рычанием, плавно перешедшим в сопение, начал рвать телом опутывающие его лианы.

Без толку.

Гневно поднял глаза священник на ханабеев, но вдруг обжегся и вжался спиной в дерево. Всего одна пара глаз не убегала, а сама искала взгляд пленника. И жгла черной ненавистью! Всего один дикарь из сотни, но ярости его хватало за всех. Он ткнул в благостного своей грязной лапой и что-то заквакал.

В руке был нож! Черный, блестящий, сделанный из застывшей крови земли. Продолжая выговаривать, горец решительно пошел к пленнику… Вдруг на его пути оказался Жаборот. Он гладил Злюку по плечам и что-то быстро-быстро говорил. Шлепал себя по макушке, тыкал пальцами в рот и крестил лоб. Морту мог только предполагать, о чем тот говорит. Но не нужно было знать жаборотского наречия, чтобы понять: Злюку ему не переспорить. И все дикари потихоньку скапливались не за спиной у Жаборота, нет, они подпирали своими заскорузлыми плечами горца с ножом.

Они все хотели сожрать Морту. Отведать его наверняка вкусного тела.

Благостный закрыл глаза, не в силах смотреть на омерзительных людоедов в последние минуты своей жизни. Но слышать он их не перестал. Многоголосый гвалт лез в уши, и сквозь него всё явственнее слышался тонкий старческий смешок.

«Крукс проклятый! – возопил про себя Морту. – Это всё из-за тебя! Ты отправил меня на эту богом забытую землю, где я сгину в расцвете лет!».

Смешок стал громче, а потом незримый Крукс явственно проворчал: «Да неужели же я? Ты приписываешь мне почти божественную власть над своей судьбой. Может, и те пальмы в водах Силийпаче скрестил я?».

Морту вспомнил тот великий миг своей жизни, когда заметил в воде знак Исуса. Вспомнил те небесные чувства, что заполонили его. Словно он познал смысл своей жизни, что ранее был скрыт от него. Точнее, не познал, а нашел лишь вход. Но там – за входом – смысл точно есть! Само отношение к вере стало иным. Раньше это были только заученные слова и ритуалы, а теперь Морту казалось, что с богом у него сложились личные отношения. Словно, ЙаЙа с Исусом заметили его. И хотелось стать достойным этого внимания! Бороться за Дом ЙаЙа с Валетеем, наставлять в вере кори, подкармливать Жаборота, отказывая себе в маленькой слабости чревоугодия.

«Так, может, я не причина, а следствие?» – снова зазвучало ворчание старика Крукса над ухом.

Конечно! Ведь всё в воле божьей! И решения Крукса – тоже проявление воли Исуса. Шаг за шагом бог вел его к этим землям. К тому тайному входу, за которым скрыт смысл… И теперь Морту сожрут дикари.

«ОТКРОЙ ГЛАЗА!» – завопил Крукс.

Благостный испуганно распахнул глаза и прямо перед собой увидел черный каменный нож. Злюка уже окончательно задавил Жаборота и подошел к пленнику вплотную. Острый клинок в ладони от горла, знаете ли, очень сильно отвлекает от высоких рассуждений. Морту заверещал и забился с удвоенной силой в лианах, которыми спеленали его. Веревки затрещали, а толстая пятка благостного очень удачно зарядила дикарю прямо в колено. Тот с шипением отпрыгнул назад, а Морту вдруг почувствовал, что тенета ослабели. Уперевшись ладонями в основание ствола дерева, портой всем весом надавил на путы.

– Аааа!!! – заревел он, перепугав всех вокруг – и последние лианы лопнули. По инерции благостный пролетел вперед, окончательно сбив с ног Злюку. Вскочив на четвереньки, Морту увидел, что оказался около костра. Выхватил из костровища самую здоровую головню и яростно замахал им вокруг себя, рыча, как лютый зверь.

Людоедов было множество, но все они испугались буйства обезумевшего пленника. Дети в слезах вжимались в матерей, матери постарались укрыться за деревьями, и даже мужчины сделали несколько шагов назад.

Морту крутился вокруг своей оси, видел испуганных дикарей, и руки с тлеющим оружием незаметно опускались всё ниже.

И это – кровожадные людоеды? Перед священником были жалкие обездоленные люди, которых прогнали с сытного побережья и заставили поколение за поколением искать пропитание в горах, где живности почти нет. Они стали маленькими, вечно больными и вечно голодными.

Несчастные людишки, лишенные нормальной жизни. Среди недолгих лет постоянного голода