Перегрины. Правда за горизонтом - Василий Кленин

и болезней единственной их отрадой было сочное человеческое мясо. И за эту единственную радость сытые люди побережий ненавидели их и постоянно старались уничтожить. Если горца не убьет голод, его раздутое от бескормицы брюхо проткнет копье кори.

Морту поднял лицо к небу и горестно рассмеялся.

– Так вот зачем ты привел меня сюда, Исус, – чуть слышно прошептал он.

«Я их счастье, – с пронзительной остротой понял священник. – Огромное вкусное сытное счастье на всю эту огромную ораву. Я один могу хотя бы ненадолго скрасить их полную страданий жизнь».

Бестелесный Крукс над ухом молчал. Даже не хихикал и не сопел. Но в этом не было необходимости. Потому что последняя беседа Морту с патроном сейчас всплыла в памяти толстяка, как если бы она прошла хору назад:

«И решил творец понять нас – свое самое странное творение. Решил сам стать муравьем, вкусить полной чашей все наши муравьиные боли и страхи. Вот это настоящий божеский подвиг – отказаться от всемогущества, на любое зло отвечать лишь добром, вынести полную чашу страданий».

Исус проделал большую работу. Заставил косматокосого Валетея найти новую неведомую землю. Заставил старикашку Крукса отправить его, Морту, на край мира. Послал скрещенные пальмы и лишил покоя сердце Морту. Свел его с Жаборотом и обрек на плен у людоедов.

И всё это для того, чтобы он – маловерный толстяк и обжора, трус и себялюбец – прошел путем Исуса. Снизошел до дикарей. Понял их. Полюбил. Вынес за них всю чашу страданий, не надеясь на воскрешение.

И не перестал любить.

– Не слишком ли много, Исус? – приглушенно пробормотал Морту. – Ведь я всего лишь слабый человек.

Небо молчало. Небо верило в него. К тому же, старик Крукс уже всё сказал: «Каждый день мы должны молиться и помнить, какую жертву принёс нам Исус. И быть готовым сделать не меньшее».

Морту обвел взглядом притихших дикарей. Внезапно осознание того, что своей волей он может осчастливить всех этих измученных жизнью людей, согрело его. В груди стало приятно и больно. Глаза увлажнились, и священник невольно улыбнулся.

– Ну, что уж там, ешьте!

Он подобрал с земли черный нож и вложил его в руки Злюке. А потом сел на землю, раскинул руки.

– Ешьте!

Рядом с ним на колени опустились двое: Жаборот и Злюка. Оба выглядели чрезвычайно взволнованными.

– Не переживайте, – улыбнулся Морту. – Я все равно буду вас любить.

Руки его были в угле от головни. Измазанными пальцами он начертал лбу каждого черный крест.

– Исус, – пробормотал Жаборот.

– Мавубу, – торжественно изрек Злюка.

А через мгновение черный нож вонзился в ногу Морту, и тот заорал во всё горло от пронзившей его боли.

Глава 10. Тайной тропою

Имя: Катагуа Кайман. Место: остров Пусабана

Мешок Гвакитиле заставил Катагуа сморщиться.

– Ты, пройдоха, северянами пользованный! Что ты суешь мне? Ты считаешь, что это мешок?!

Он шагнул в амбар, ухватил мерило за ручку и подтащил к весам. Мерило здесь, в Кои-Кои, делали из асфальта, воткнув в него толстую палку. Застывший грязно-серый ком, согласно законам владыки, обозначал точный вес мешка маниока. Конечно, тот всю ночь пролежал в воде, чтобы стать потяжелее, но и без этой уловки Катагуа ясно видел, что Гуакитиле явно собирается его надуть. Надуть всю Рес Гемику и самого владыку.

Причем, на юге Пусабаны Кайман натыкался на подобные попытки всюду! Южане совершенно утратили чувство долга перед державой. И страх перед владыкой Аюкотанче.

Последний, конечно, надежнее действует на этот темный люд.

– Кидай свой кулек на весы! Давай, что мнешься?

Земледелец Гвакитиле, принесший подати с участка на Окраине Леса, не двигался. Слишком очевидная разница между принесенным им маниоком и тяжелой асфальтовой болванкой. Он только недовольно хмурился, как будто, Катагуа требовал от него что-то запредельное.

– Что-то не так, земледелец? – Кайман включил уже подзабытое умение начальника давить и принижать. – Не хочешь приносить пользу Рес Гемике?

Крестьянин резко стух.

– До заката у тебя еще есть время. Собери недостачу до полного мешка и приходи. Иначе – видит Благой Гемий! – я завтра же кликну стражу, и тебя вышвырнут с участка со всей твоей семейкой!

В конце он уже грозно орал. Гвакитиле проникся. Низко поклонился и пошел прочь со своим жидким мешком на плече. И все-таки проникся недостаточно. Вся его широкая спина излучала недовольство происходящим. Кажется, до появления здесь Каймана, в этих краях слишком вольно трактовали закон.

– Следующий! – зло рявкнул Катагуа на толпу. – И молитесь Геммию, если я и у вас замечу недостачу!

– Да сохранят меня Гемий Благой со Спутниками! – разнеслось над толпой крестьян.

Краем глаза Кайман заметил, что почти треть народа начала потихоньку пятиться назад и покидать очередь.

«Мелочные жадные твари!»

Он ненавидел их всех. Ненавидел город Кои-Кои, который являлся городом только по названию. Ненавидел вообще весь юг Пусабаны, на который его сослали из-за подлых северян.

После злосчастного совещания в Зале Дела жизнь Каймана пошла под откос. Гнев владыки страшен, от гнева его не укрыться… Хотя, иные сказали бы, что Катагуа повезло. Хранитель Полей, усылая нового подчиненного на юг, шепнул ему, что способности бывшего посла в Кои-Кои будут использовать с должным почтением. И верно: около месяца он отсиживался на унизительной должности второй ступени. Видимо, нужно было дождаться, пока грозное око Аюкотанче отвернется от опального посла и обратится к иным делам. А потом Каймана тихонько возвысили: поставили Смотрителем Полей всего Кои-Кои и его округи, вместо старого больного деда, который совсем не мог уже служить Рес Гемике на этой должности. А это уже, как-никак, третья ступень! И помимо своего поля, Смотритель получал мучную плату от державы.

Но всё равно… Как это унизительно! Свалиться с пятой на третью. Свалиться в тот миг, когда мечтал о возвышении… Еще Катагуа сразу дали понять, что в ближайшие годы повышение ему точно не светит. А возвращение в столицу – тем более! Он обречен оставаться в Кои-Кои, среди этих невыносимых южан, которые мало чем отличались от дикарей Теравета. Даже приморский Бегелей из Гемиполя казался глушью, но там хотя бы большие артели добывали асфальт! Там, на самом деле, кипела жизнь! Буйная, не всегда пристойная, но кипела!