Император Юстиниан Великий и наследие Халкидонского Собора - Михаил Вячеславович Грацианский

и ничего не переменять в ней посредством внушений и словопрений, чем изначально занимались безумствующие ариане (οἱ Ἀρει-ομανῖται), говоря, что Сын Божий из не сущего, что было когда-то, когда Его не было, что Он — тварный, созданный и переменчивый. Ведь за это, как сказали мы выше, Собор в Никее анафематствовал таковую ересь и исповедал веру Церкви.

Ведь не сказали они, что Сын просто подобен Отцу, дабы не просто подобным Отцу, но и от Бога Богом истинным исповедовался [Он]. И написали они «единосущный», то есть настоящий и истинный Сын истинного и природного Отца. Но также не отчуждали они и Святой Дух от Сына, но скорее совместно прославили Его с Отцом и Сыном в единой Святой Троице посредством веры, в силу чего во Святой Троице единое божество.

А изложенная в Никее вера такова.

Мы верим во единого Бога Отца Вседержителя, творца всего видимого и невидимого. И в единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, рожденного от Отца Единородного, то есть от сущности Отца; Бога от Бога; Света от Света; Бога истинного от Бога истинного; рожденного, не сотворенного, единосущного Отцу, через Которого стало всё на небе и на земле; ради нас людей и ради нашего спасения сошедшего, и воплотившегося, и вочеловечившегося; пострадавшего и восставшего на третий день; и взошедшего на небеса; и грядущего судить живых и мертвых, и в Духа Святого. А говорящих, что некогда было, когда Его не было, и что прежде рождения Его не было, и что Он стал из несущего, [p. 23] или из другой ипостаси или сущности, утверждающих, что Сын Божий или изменчив, или переменен, — тех анафематствует Кафолическая и Апостольская Церковь».

Об этом письме, как мы сказали выше, свидетельствует Григорий Богослов, говоря следующее:

«Восстает другой царь, не бесстыдный лицом, согласно сказанному выше, не терзающий Израиль ни лукавыми делами, ни надсмотрщиками, но весьма благочестивый и кроткий, который, чтобы установить себе наилучшее основание царства и начать, как то следует, с законности, разрешает епископов от ссылки, — всех прочих и, прежде всего, того, кто был прежде всех в добродетели и претерпел войну в защиту благочестия, — ищет истину нашей веры, многими разорванную и разделенную на много мнений и партий, так чтобы, конечно, весь мир, если это возможно, пришел к единомыслию и единству посредством действия Духа, сам задумывая стать с наилучшей [партией] и ей вручить державу, а от нее воспринять весьма высоко и великолепно [знание] о величайшем. Тогда-то и явилась чистота сего мужа и утвержденность его в Христовой вере, ибо в то время все прочие, которые нашего разряда (ὅσοι τοῦ καθ' ἡμᾶς λόγου), были разделены натрое: было много тех, кто имел нездоровое [мнение] о Сыне, большинство же —

о Духе Святом. Когда быть менее нечестивым считалось за благочестие и лишь немногочисленные имели здравое мнение об обоих, он первый и единственной совсем с немногими дерзает исповедовать так ясно и откровенно в письменном виде единое божество и сущность Трех. И то, что прежде было даровано относительно Сына большому числу отцов, он относительно Духа Святого, вдохновленный, позднее принес царю в качестве поистине царского и великолепного дара, письменное благочестие против письменного новшества, чтобы опровергался царь царем, слово словом, а письмо письмом» (PG. T. 35. Col. 1121).

Итак, обличенные враги истины пусть прекратят наконец мыслить еретическое и клеветать на наших святых, либо же пусть открыто отрекутся от отцов и в качестве еретиков пусть привносят свое (παρεισφερέτωσαν τὰ οἰκεῖα). Ведь не следует закрывать глаза на то, что говорить об одной природе божества и человечества Христа выдумал Манихей (Μανιχαῖος), затем после него Аполлинарий, которому наследовали акефалы.

Ведь говорит Манихей в послании к Аддаю следующее:

«Галилеян, говорящих, что Христос имел две природы, мы подвергаем сильному осмеянию как не ведающих, что сущность света не смешивается с другой материей, но является несмешанной (ἀκραιφνής) и не может соединиться (ἑνωθῆναι) с другой сущностью, хотя и кажется с ней сочетавшейся (συνῆφθαι). Наименование же «Христос» является неверно употребляемым (καταχρηστικόν) именем, не являющимся обозначением ни вида, ни сущности. Высочайший свет явил себя принявшим сущность своих (τοῖς ἑαυτοῦ συνουσιωμένον), телом среди материальных тел, будучи сам всегда единой природой».

Того же нечестивого Манихея из послания к Скифиану:

«Сын же вечного света явил собственную сущность на горе, имея не две природы, но одну в видимом и невидимом».

Того же нечестивого Манихея из послания к Кундару Сарацину:

«Когда однажды иудеи возжелали побить Христа камнями и на деле осуществить дерзновение своего беззакония, Сын высочайшего света ясно явил собственную сущность: пройдя между ними, Он оставался невидим. Ведь нематериальная форма, вступив в связь (συσχηματισμένη) с видом плоти, была невидима и никоим образом не осязалась [p. 24] в силу того, что материя не имеет никакого общения с нематериальным. Ведь всё — единая природа, даже если она была видна в форме плоти».

Итак, поскольку Аполлинарий и Манихей отрицали истину двух природ во Христе, — Его божества и человечества, — то было доподлинно установлено, что те, кто справедливо унаследовал прозвание акефалов, мыслили согласно с указанными безбожными мужами несмотря на то, что они хитро отстраняются от их имен. То, что это обстоит так, стало ясным из того, что Диоскор и Тимофей Элур, которых акефалы величают отцами и учителями, следуют лукавым догматам Аполлинария и Манихея, мысля и публикуя противное святым отцам Афанасию и Кириллу. Это мы немедленно покажем в дальнейшем.

Диоскор в послании, направленном из Гангр в Александрию, говорит следующее:

«Если кровь Христова по природе принадлежит не Богу, а человеку, то чем она отличается от крови козлов, тельцов или праха телицы? Ведь и это земное и тленное, и кровь тех, кто по природе является человеком, — земная и тленная, но не дай Бог нам сказать, что кровь Христова единосущна одному из тех, кто по природе [является человеком]».

Итак, что может быть тяжелее этого богохульства Диоскора? Отвергая, что кровь Христова единосущна человеческой по природе, он уличается в том, что не исповедует плоть Господню единосущной нам и упраздняет человеческое спасение, называя тело единосущным божеству Слова!

Чтобы [показать, что] слова его противны божественным Писаниям и преданиям отцов, приведем мы [слова] пророка Осии, говорящего: Горе им! Плоть моя от них (ср. Ос. 8:12), — и иже во святых Афанасия, в послании к Эпиктету учащего следующему:

«Как же можете вы говорить, что тело единосущно божеству Слова? С этого удобно начать, чтобы, показав порочным это, и всё прочее показать таковым. Ведь в Писаниях этого не найти: там говорится,