Зорагалдиум. Потусторонний мир - 1ex0

Начал рисовать пентаграмму, не дорисовал, бросил, помчался дальше, не дорисовал бросил и помчался дальше. Так он оставил на земле шесть незаконченных символов и приступил к седьмому. Его радости не было предела, когда по окончанию этого процесса отверзлись врата, и он поспешил влететь туда. Однако Устиладонис только этого и ждал. Теперь он не только не сможет покинуть этот мир, но и область собственной звезды. Поняв это, тирф взъярился, как никогда, и, глянув на сумрачного Устиладониса, разразился бранью. Пока исполнитель желаний пророчил своему губителю страшную кару, тот принялся поглощать его избыточную сущность. Саткар, поняв это, тут же стал наращивать свою мощь, чтобы повторить подвиг своего господина Кальдебарсона – с помощью непомерной сущности разорвать оковы и обрести свободу. Но не тут-то было. Сколько бы противник ни пытался вырваться из собственного плена, ничего не выходило. А всё потому, что Устиладонис дополнил эту пентаграмму не только начертанием удержания, но и усиления – семь символов легли над четырьмя, сделав эту темницу несокрушимой. А ещё постоянно тающая сущность желаний ослабляла этот натиск. Приближающаяся кончина заставила Терваигона распаляться не только гневом, но и сквернословием. Сейчас он ничем не отличен от Майваона и Устиладона, которые перед ликом собственной гибели тоже пророчили много всяческих жутких событий, а в итоге были сокрушены. Однако Терваигон в запасе имел ещё один приём, который он оставил совсем напоследок, чтобы попытаться спасти свою душу. И сейчас он прибегнул к нему.

В один миг саткар перестал быть тем, что он есть, и разлетелся на великое множество потоков желаний, так что начал вселяться в людей и снова побуждать их мечтать. Наверное, он пытался затеряться посреди человеческих мыслей и грёз, хотел затаиться и снова нарастить свою мощь. И, наверное, он продолжал недооценивать нас, нежить. Потому что Устиладонис отчётливо видел его следы и перемещался к тем людям, где затаилась его частица. Когда жуткое существо вдруг воздвигалось перед кем-то, всех охватывал жуткий страх. Тиразаил забирал из одного человека сущность тирфа и устремлялся дальше, оставив этих существ переживать тихий ужас. Так он очень быстро перемещался от одного человека к другому и буквально пожирал тирфа по частям. Когда от него осталось больше половины его сущности, он снова решил собраться в чистом поле. На всякий случай принявшись вырисовывать пентаграмму, он готовился ко встрече со своим жутким оппонентом. Но оставил всякую надежду на бегство, потому что из-за слишком большой потери собственной сущности огонёк бегал медленнее обычного. А потому не стал дожидаться окончания этой процедуры и оборвал её на половине пути, заговорив:

- Ты боишься смерти, нежить?

Устиладонис приблизился к нему и, ничего не отвечая, принялся поглощать его сущность, вцепившись всеми своими силами. Погибая, тирф продолжил:

- Наверное, нет, ведь тебе она уже не грозит. А вот я боюсь. Точнее, боюсь, что после смерти меня никто не воскресит, - он заготовил слишком много слов, однако, видя, что пожирание сущности происходило очень быстро, решил сократить её, - Пощади, можешь пожрать меня целиком, оставь лишь каплю, но не ввергай меня обратно в Хор. Кальдебарсон ни за что не вернёт меня обратно, ведь я оказался невыгодным вложением силы. Прошу.

Он замолчал, предполагая, что похититель желаний всё-таки прислушается к нему, однако бессмертный не знает жалости, а причин для проявления милосердия к нему у нас не имелось, поэтому Терваигон, про которого Майваон с Устиладоном говорили, чтобы мы боялись его, погиб, сотрясаясь от ужаса перед собственной гибелью. Никто не будет спорить, владыки поработали с ним достаточно хорошо, да и сам тирф оказался довольно находчивым, но, увы, к столкновению с нами он не был готов. Да и вряд ли вообще был способен подготовиться к этому.

Можно сказать, что победа над Терваигоном ознаменовала общую победу над саткарами. Но вот только эти огненные твари совершили ещё кое-что, о чём стоило бы рассказать в этом повествовании. Спустя какое-то время после гибели тирфа состоялось сражение двух существ. Один из них явно был саткар. Правда, определить его вид было невозможно. Стать его была огромной, подобно архидуру, но на этом сходства с ним, да и вообще со всей саткарской разновидностью заканчивались, потому что его плоть состояла как бы из растрескавшейся от жары земли, когда она вся покрывалась трещинами и образовывала как бы островки. Только меж этими «островками» сочился свет, как будто бы там, под ними, бушевало пламя. На это ещё намекали струйки чёрного дыма, что сочились из этих светящихся расщелин. Такой же бугристый был и меч этого саткара. Ему противостояло другое существо. Его стать была не такая огромная, как у саткара, но в его внешнем виде было что-то, отдалённо напоминающее того, кому он противостоял. Его кожа была зелена, немного темнее, чем у сик’хайя, а ещё у него не было глаз. Совсем не было. Даже прорези для органов зрения отсутствовали на его относительно маленькой голове. Относительно его тела. В двух руках он сжимал меч, но не обычное оружие, выкованное из металла в кузнице. Да, выглядел внешне он именно так – самое обычное оружие воина. Но вот только своими всепрозревающими глазами видели мы иное – это оружие было создано из земли с помощью силы, не имеющей ничего общего с магией. Да, зентеры способны творить из своей стихии различные изделия. И даже подобный меч у них вполне может получиться. И это будет показателем того, что чародей достаточно силён в своей стихии. Получается, этот зеленокожий противник саткара является довольно-таки хорошим мастером земли. И даже этот бой показывал, что стихия подчинена ему, ведь, нападая на своего оппонента, он совсем не заботился о своей защите, а только лишь наносил удары. Может, это, конечно, был и показателем того, что существо не умеет сражаться. Но вражьи выпады поглощала как раз таки земля. Размашистые удары саткара врезались во внезапно возникающие на пути полёта его оружия песчаные преграды, которые тут же рассыпались, как будто бы повреждались. И да, преграды повреждались, но это не было важным, потому что свою роль они исполнили – упредили удар, не позволив огненному громиле нанести ущерб своему противнику. Сила этого зелёного существа носилась вокруг его тела и, подчиняясь мысленной команде своего господина, ставила каменную преграду на том месте, куда устремлялся двуручник огненного воителя, у которого этой силы, к слову, не имелось. Ему приходилось либо парировать удары, либо принимать его своей растрескавшейся кожей. И хоть он казался неуязвимым, о чём говорили и его насмешки,