Памяти солёная волна - Станислав Митрофанович Сахончик

А ещё дивизионные острословы слагали про него разные незатейливые частушки, благо фамилия у старшины легко рифмовалась с всякими нецензурными словечками. Самая безобидная частушка выглядела примерно так: «Влез в кусты, ступил на “каку”, вспомнил Ваню Забияку».

Сменив на посту славного потомка латышских стрелков Вилю Скаудиса, на удивление бдительно нёсшего службу, мы направились было в караулку, как вдруг на командном пункте тревожно взвыла сирена.

Рефлексы, доведённые до автоматизма постоянными тревогами, сработали безотказно. Отовсюду на позицию неслись полуодетые солдаты, уже взревели два дизеля и закрутились антенны локаторов. Но особо живописное зрелище представляли наши офицеры, до тревоги мирно сажавшие картошку на своих огородиках. Впереди всех, как и положено командиру, несся капитан Корсаков, в рваной тельняшке, старых синих галифе и сандалиях на босу ногу. На голове его красовался носовой платок, старомодно завязанный узелками по углам. Немного поодаль бежал в стареньком выцветшем трико и шляпе-треуголке из газеты командир стартовой батареи старший лейтенант Тарасов. Сзади неспешно трусили их жены, неся в руках полевую форму и сапоги.

Третий офицер, лейтенант Батюня, «двухгодичник» и потомственный ленинградский интеллигент, на своё счастье, уже с утра сидел в подземном бункере командного пункта и руководил работой локаторов.

Раздав автоматы и подсумки, я сдал старшине повязку и ключи от «оружейки» и тоже помчался на позицию, хотя особой нужды в том и не было: на балке нашей пусковой установки лежала старая, неисправная ракета.

Несмотря на неожиданность тревоги, дивизион управился в нормативное время и был готов к бою через пять минут. Локаторы уловили приближавшуюся цель, и наши три ракеты, задрав в зенит острые, хищные обтекатели боеголовок, уже рывками крутились на пусковых, следуя за манёврами самолёта. Через десять минут над позицией на небольшой высоте просвистел старенький бомбардировщик Ил-28Р, который иногда пускали летать над дивизионами для проверки готовности и калибровки радиолокаторов. Потом последовало ещё несколько «вводных», и в результате готовность с дивизиона сняли только к ужину.

После ужина народу пришлось чистить оружие. Автоматы чистили «молодые», после всех ручным пулемётом занялся младший сержант Ильин, наконец-то дорвавшийся до заветной игрушки. Балбес решил проверить пулемёт: зарядил патрон и нажал на спуск. Пулемёт исправно сработал, и бронебойная пуля, пробив аккуратную дырку в стене казармы, ушла на волю.

Забежав в «оружейку», мы застали его, бледного как мел, с круглыми, вытаращенными глазами и трясущимися руками. Кое-как к отбою успокоили, отпоив валерьянкой. Дырку быстро замазали, недостающий патрон пополнили. Докладывать, естественно, никому не стали – себе дороже обойдётся.

Была уже полночь, моросил тихий, мелкий и тёплый дождик, когда мы пошли в очередной раз менять часовых. Сапоги неприятно чавкали и скользили по грязи, набухшие от влаги плащ-палатки стояли колом, дрожащий луч фонарика метался по мокрым кустам, вспугивая ночных птиц.

Дождь тихо барабанил по капюшонам, настраивая на грустный, философский лад. Изредка подсвечивая фонариком, прошли на позицию. Оставив Вову Шварцмана под постовым «грибком» на положенном месте, мы направились было по тропинке в парк, как вдруг услышали какие-то непонятные звуки, похожие на пение и матюки одновременно, исходившие со стороны нового нужника, загадочно белевшего во тьме свежими досками.

С автоматами наизготовку мы потихоньку окружили строение и рванули дверь. На дне пустой (к счастью) ямы, вымазанный в земле, сидел наш прапор собственной персоной, с выпученными глазами и поникшими усами, и отчаянно ругался. Из ямы мы его, разумеется, вытащили, и он, взяв с нас слово никому ничего не говорить, поведал, как он туда влетел.

В силу своей дурной привычки Забияка решил, никому не сказав, проверить пост в парке. Перед этим ответственным мероприятием ему приспичило прогуляться «по-маленькому». Открыв дверь, старшина бесстрашно шагнул во тьму и… загремел на дно, поскольку бравые «аккордники», надвинув будку на свежую яму, о внутреннем убранстве абсолютно не позаботились. Яма была почти трехметровой глубины, и низкорослый старшина, видя бесплодность попыток самостоятельно выбраться из нее, затосковал. От тоски и начал «спивать коломыйки», подбадривая себя отборной матерщиной.

Прапорщик поплёлся с нами в казарму и завалился спать в каптёрку (благо до подъёма оставалось четыре часа), предварительно сделав в журнале весьма краткую запись: «Служба несётся бдительно, согласно УГ и КС» («Устав гарнизонной и караульной службы»), видимо, свидетельствующую (если верить известному изречению «Краткость – сестра таланта») о его недюжинном таланте в эпистолярном жанре.

Но долго спать никому не пришлось: едва забрезжил рассвет, как прибыла колонна с новой техникой и пополнением, и началась обычная в таких случаях суматоха. Сменившись с караула, мы, сдав оружие и немудрёное имущество, начали готовиться к отъезду, остро ощущая свою ненужность в этом внезапно ставшем для нас чужим дивизионе, где уже распоряжались новый командир и горластые, молодые и незнакомые офицеры и сержанты.

К вечернему катеру нас отвёз чисто вымытый и украшенный цветущими черёмуховыми ветками тягач. Наскоро попрощавшись, мы шагнули на качающуюся палубу, и вскоре всё расширяющаяся полоска воды отделила нас от машущих руками сослуживцев. Навсегда!

Лёгкий порыв ветра донёс до нас с берега тревожный звук сирены: одиннадцатый дивизион, уже в новом составе, продолжал свою службу.

А у нас впереди была уже совершенно другая жизнь и другие тревоги…

Прошло десять лет. Наш танкер проходил Суэцким каналом, направляясь в Средиземное море. На подходе к порту Исмаилия виднелась громадная стела-памятник защитникам Суэцкого канала в Первой мировой войне. Внимательно посмотрев в бинокль, я увидел на площадке возле стелы знакомые очертания ракет, антенн и кабин радиолокаторов.

На площадке стоял развернутый и полностью укомплектованный зенитно-ракетный дивизион комплекса С-75, только окрашенный в песочный камуфляж. Лоцман-египтянин, не скрывая уважения, сказал, что этот дивизион, защищая авиабазу Абу-Суэйр, сбил много израильских самолетов. В знак признательности египтян он здесь поставлен навечно.

Вот мы и встретились

Моя «военка»

Навигацкие науки

Имели место летняя сессия пятого курса и госэкзамен по «военке». Поскольку наша мединститутская кафедра именовалась «кафедрой военно-морской подготовки», то и экзамены, соответственно, были с морским уклоном (или креном), – надо сказать, довольно значительным.

Учитывая то прилежание, с которым мы изучали военные дисциплины, успешная сдача экзаменов на приличную оценку представлялась весьма сомнительной. Поэтому утро у дверей кафедры ВМП напоминало по психологическому накалу известную картину Сурикова «Утро стрелецкой казни» с тоскливым ожиданием неминуемой расплаты за все прошлые грехи. Однако наши военные руководители явились на экзекуцию бодрыми и весёлыми, с шутками ввалились на кафедру и с ходу уселись за стол с красной скатертью. Народ настороженно притих: от бравых военных можно было ожидать