Атомный век Игоря Курчатова - Александр Анатольевич Цыганов

накрутив себя. Он видел, что Берия заметил его озабоченность, и лицо маршала из благостно-просветлённого (редко кому доводилось такое видеть!) вновь вернулось в обычное состояние некоторой высокомерной требовательности. И хоть глава Спецкомитета ничего не сказал, но понятно было, что ничего и не упустил. Как ничего и не забудет. И потому с Михаилом, бывшим своим же, курчатовским, аспирантом, нужно было прояснить все вопросы немедленно.

Потому Игорь Васильевич как-то упустил необходимость ответить на поздравление Бориса Никитина, чем, кажется, обидел людей, – торопился наедине и без свидетелей переговорить с Мещеряковым. Даже Зельдовича к разговору не пригласил.

Оно и естественно: взрыв-то получился, но… получилось ли испытание? Что Берии, что Сталину могло прийти в голову что угодно. Ведь столько лет делали всё так, как у американцев, жёстко обрубали собственные идеи и разработки, кучу денег извели у напрягающей последние силы страны – и вдруг теперь окажется, что взрыв не такой? И всё зря?

Этот вопрос нужно было прояснить немедля. Ибо предстояло написать доклад «Хозяину», а Сталин немедленно уцепится за каждое несоответствие, если его заранее не объяснить.

Проговорили около 20 минут. Михаил заверил, что взрыв был явно ядерным. А что не похож – так и условия разные, и, главное, американцы подрывали свою бомбу в воздухе, а мы свой заряд – фактически на земле.

На том и постановили. И вовремя – через некоторое время на НП-2 подъехал и Берия. Не утерпел Лаврентий Павлович – должно быть, не меньше Курчатова мучился тем же вопросом о не полной схожести результатов испытаний.

М.Г. Мещеряков. [117]

Как позже рассказывал Игорю Васильевичу Михаил, Берия сперва всех довольно тепло поздравил, но дальше стал придирчиво допрашивать его, начав с вопроса в лоб: «Мещеряков, это похоже на то, что ты видел у американцев?»

Тот подтвердил, пояснив замеченные различия. В том числе заверив свои пояснения собственными наблюдениями при собственном присутствии на полигонах здесь и там.

На это участие Мещерякова в испытаниях Курчатов с Берией позднее и сослались, когда уже на следующий день отправили главе государства отчёт о проведённом взрыве. Пусть недоверчивый Иосиф Виссарионович получит дополнительный импульс для доверия. Тем более что сбрасывать со счетов его явно решительную реакцию было никак нельзя – знали все в Атомном проекте, что «дублёры» у всех его руководителей были. Или, вернее, дублёры без всяких кавычек. У Курчатова, у Харитона, у Кикоина. Похоже, что и у Ванникова со Славским, и у Завенягина. А возможно, и у самого товарища Берии…

Во всяком случае, дыхание в спину из Обнинска, где на объекте «В» сидел академик Блохинцев, Игорь Васильевич временами ощущал. Особенно во времена неудач. А уж судя по поведению Лаврентия Павловича на полигоне, на кону вообще его голова стояла…

Так что отдельную записку от Михаила тоже в тот день затребовали. Где Мещеряков уже от своего имени авторитетно подтвердил: «29 августа 1949 г. во время испытания изделия на полигоне № 2 МВС наблюдались явления, во всех подробностях аналогичные тому, что было замечено при первом воздушном взрыве в Бикини» [341, с. 637].

И пояснил различия в увиденном у американцев и здесь:

…В двух отношениях, однако, результаты испытания на полигоне № 2 МВС должны быть несхожими с тем, что произошло в Бикини при воздушном взрыве. Во-первых, на полигоне № 2 МВС должно быть значительно большее загрязнение земли радиоактивными осколками – продуктами взрыва. Оседание на поверхности земли радиоактивных осколков характерно для наземного взрыва. В Бикини же через 3–4 часа люди могли находиться в месте взрыва, поскольку при воздушном взрыве большая часть радиоактивных продуктов увлеклась в верхние слои атмосферы.

Во-вторых, в центре полигона № 2 МВС воздействие взрыва должно быть более сильным, но зато радиус зоны поражения должен быть ниже оптимального. В противоположность этому, в Бикини радиус поражения был ближе к оптимальному при несколько более слабом воздействии взрыва в центральной зоне вследствие большой высоты взрыва.

30.08.49.

М.Г. Мещеряков [341, с. 637–638].

Тем не менее решено было назначить комиссию в составе самого М.Г. Мещерякова, а также М.А. Садовского, К.И. Щепкина, и Я.Б. Зельдовича, которая должна будет на основании данных испытания рассмотреть вопрос об определении коэффициента полезного действия. Уверенность всё равно требует доказательств.

Так или иначе, отчёт получился впечатляющим:

Докладываем Вам, товарищ Сталин, что усилиями большого коллектива советских ученых, конструкторов, инженеров, руководящих работников и рабочих нашей промышленности, в итоге 4‐летней напряженной работы, Ваше задание создать советскую атомную бомбу выполнено.

Создание атомной бомбы в нашей стране достигнуто благодаря Вашему повседневному вниманию, заботе и помощи в решении этой задачи.

Докладываем следующие предварительные данные…

Атомный взрыв зафиксирован с помощью специальных приборов, а также наблюдениями большой группы научных работников, военных и других специалистов и наблюдениями непосредственно участвовавших в проведении испытания членов Специального комитета тт. Берия, Курчатова, Первухина, Завенягина и Махнева.

В числе участников-экспертов испытания находился физик Мещеряков, бывший нашим наблюдателем испытаний атомных бомб в Бикини.

I. Наблюдения картины атомного взрыва

Наблюдавшаяся всеми участниками испытания картина взрыва не оставляет никаких сомнений в том, что произведенный на полигоне опытный взрыв является атомным взрывом, так как он сопровождался явлениями, во всех подробностях свойственными полноценному атомному взрыву, а именно:

а) образованием ударной волны огромной разрушительной силы;

б) образованием интенсивных световых излучений большой зажигающей и поражающей силы, несвойственных обычным взрывчатым веществам;

в) образованием свойственных только атомному взрыву интенсивных проникающих радиоактивных излучений (нейтронных и гамма-лучей), обладающих специфическими поражающими свойствами.

Характерными особенностями самой картины атомного взрыва, вызванного 29 августа, были следующие явления, зафиксированные учеными-физиками и военными наблюдателями:

1. Точно в назначенный момент взрыва в месте установки атомной бомбы (на 30‐метровой стальной башне в центре полигона) произошла вспышка атомного взрыва, во много раз превосходящая по своей яркости яркость Солнца.

В течение 3/4 секунды вспышка приняла форму полушария, увеличившегося до размеров 400–500 м по диаметру.

2. Одновременно со световой вспышкой образовалось взрывное облако, достигшее в течение 2–3 минут высоты нескольких километров и прорвавшееся затем в обычные дождевые облака, которые покрывали в момент испытания небо.

3. Вслед за вспышкой взрыва возникла огромной силы ударная волна атомного взрыва.

Зарево взрыва было видно, а грохот ударной волны был слышен наблюдателями и очевидцами, находившимися от места взрыва на расстоянии 60–70 км. <…>

Зона сплошного разрушения кирпичных зданий при взрыве испытанной 29 августа конструкции атомной бомбы должна достигать 7 км2 (радиус 1500 м), а зона, в которой кирпичные здания придут от взрыва бомбы в состояние, непригодное временно для жилья и работы, может достигнуть площади 12–20 км2 (радиус 2–3 км).

3. Регистрация воздействия взрыва