История Великого мятежа - Эдуард Гайд лорд Кларендон

Оттуда, уже не опасаясь королевской кавалерии — с которой он вовсе не желал встретиться на открытой местности и которая находилась теперь по меньшей мере в двадцати милях за его спиной — граф неспешными маршами (так, чтобы его могли догнать больные и усталые солдаты) двинулся прямо на Лондон через северный Уилтшир, труднопроходимый край, изобиловавший холмами и оврагами. Король же, получив надежные известия о том, куда идет неприятель, тотчас попытался быстротой и энергией вернуть себе преимущества, отнятые у него бездеятельностью и нерадением тех, на кого он положился. Сам король, выказывая изумительное усердие и распорядительность, вел вперед пехоту; а принц Руперт с пятью тысячами кавалеристов, не останавливаясь ни днем, ни ночью, стремительно шел через холмы, чтобы, прежде чем парламентское войско успеет выбраться из этих глухих труднодоступных мест, где оно двигалось по узким тропинкам, отрезать неприятеля от Лондона; после чего Руперт намеревался отвлекать и тревожить врага мелкими стычками до тех пор, пока не подойдет вся королевская армия. Этот его замысел, осуществлявшийся неутомимо и с напряжением все сил, принес желанный успех, ибо когда авангард вражеской армии почти пересек Алдбурн-Чейз, предполагая той же ночью достигнуть Ньюбери, принц Руперт, коего не ждали и не опасались, вдруг с сильным отрядом кавалерии появился в такой близости от неприятеля, что тот даже не успел перестроиться в боевой порядок и, атакованный с тыла, был разбит и понес немалый урон. Хотя враги держались, как подобает добрым солдатам, и выручали товарищей проворнее и искуснее, чем этого можно было ожидать после столь внезапного удара, однако, оказавшись в затруднительном положении и потеряв много людей, они предпочли приостановить свой марш и с наступлением ночи расположились на постой в Хангерфорде.

< В этом коротком, но жарком бою погибло немало неприятелей, с королевской же стороны - лишь одна знатная особа, маркиз Вьевиль, доблестный французский дворянин. Он сопровождал королеву, когда она возвращалась из Голландии, а здесь сражался как волонтер в полку лорда Джермина. Многие офицеры были ранены, в том числе лорд Джермин и лорд Дигби. >

Стремительный бросок принца Руперта задержал неприятеля настолько, что король успел подойти со всей пехотой и артиллерией, хотя численность его армии из-за необыкновенно долгих и быстрых переходов, а также недисциплинированности, которую выказывали многие солдаты и офицеры, пока он стоял в Ившеме, сильно сократилась — теперь в ней было на две с лишним тысячи человек меньше, чем тот момент, когда Его Величество снял осаду Глостера. Когда же на следующий день граф выступил из Хангерфорда, надеясь достигнуть Ньюбери — а принц Руперт со своей кавалерией не смог бы ему в этом воспрепятствовать — и уже находился в двух милях от города, он обнаружил, что Ньюбери занят королем, ибо Его Величество со всей своей армией подоспел туда двумя часами ранее. Это вынудило графа заночевать в поле (17 сентября).

Многие теперь полагали, что король уже возвратил все выгоды, утраченные им из-за прежних ошибок, промахов и упущений, и что, разгромив деблокировавшую Глостер армию, он в полной мере вознаградит себя за неудачную осаду. Казалось, он обладал всеми мыслимыми преимуществами: его солдаты могли отдохнуть в большом городе, тогда как неприятель стоял в поле; за спиной короля лежали верные ему земли, на чью помощь он мог рассчитывать, совсем рядом был гарнизон Уоллингфорда, и сам Оксфорд, откуда можно было получить любые недостающие припасы, находился не так уж далеко. Неприятель же был изнурен долгими маршами ничуть не меньше, чем королевские войска, и с того времени, как третьего дня его атаковал принц, вынужден был стоять в полной боевой готовности, притом в краю, где не мог раздобыть провианта. По этим причинам все пришли к заключению, что теперь в полной власти самого короля выбирать, драться ему или нет, а значит, неприятеля, которому не оставалось ничего другого, как пробиваться с боем или умирать с голоду, он может принудить к сражению в весьма неблагоприятных условиях. Это было настолько очевидно, что накануне вечером решено было не начинать битву иначе, как на такой позиции, которая обещала бы верный успех. Но, вопреки этому плану, когда граф Эссекс искусно построил армию в боевой порядок на холме менее чем в миле от города, всюду расположив своих людей наилучшим образом, из-за безрассудной отваги молодых офицеров, занимавших важные посты и, к несчастью, всегда недооценивавших мужество противника, сильные отряды королевских войск один за другим ввязались в дело — и настолько, что король принужден был теперь поставить все на карту сражения, позволив неприятелю вести свою игру по меньшей мере с равными шансами на успех.

На всех пунктах противники дрались с необыкновенной храбростью и упорством. Неприятель стоял твердо, пытаясь скорее удержать занятые позиции, нежели продвинуться вперед, и таким образом не давал нападающей стороне тех преимуществ, которые могла бы она получить при малейшем его движении. Королевская кавалерия, как бы показывая свое презрение к врагу, атаковала с изумительной дерзостью и отвагой на самых невыгодных для себя позициях; она вновь оказалась слишком сильным противником для неприятельских эскадронов, и те почти всюду обратились в бегство, так что большая часть парламентской пехоты осталась без всякого кавалерийского прикрытия. Но тут замечательную доблесть проявила вражеская пехота; в любую минуту готовая поддержать и выручить свою рассеянную неприятелем кавалерию, она позволила ее собрать и привести в порядок. Лондонская милиция и вспомогательные полки (которых прежде никто и в грош не ставил, ведь они ни разу не нюхали пороху и не были знакомы с иной службой, кроме не слишком утомительной муштры в Артиллерийском парке) показали чудеса храбрости и, по существу, спасли в тот день всю парламентскую армию. Подобно неприступному бастиону, эти полки служили оплотом и защитой для остальных; а когда конница на их флангах была разбита и рассеяна, они продолжали держаться так стойко, что хотя принц Руперт лично водил на них в атаку свою отборную кавалерию и даже пробился сквозь град картечи, он так и не смог прорвать ряды неприятельских пикинеров и вынужден был повернуть назад свои эскадроны.

Битва продолжалась весь день, однако решительного перелома, который позволил бы одной из сторон счесть, что она берет верх, так и не наступило. Ибо, хотя кавалерия короля не раз обращала в бегство неприятельскую, вражеская пехота стояла непоколебимо, и королевские пехотинцы добились немногого. Сражение началось