Выбор - Галина Дмитриевна Гончарова

Устя предательница.

Михайла?

А что мужчины могут сделать против бессовестных баб? Падки они на сладкое, чем такие, как Устя, и пользуются. А честные девушки потом страдают! Вот!

* * *

Варвара дурочку проводила, к мужу отправилась, тот как раз у царицы был.

— Что скажешь, Варенька?

— Когда доверитесь мнению моему — Аксинья как подменыш в семье. Слабая она, глупая, ни силы ей не досталось, ни ума.

— Не подменыш она, — государыню Любаву хоть кашель и скручивал, но глаза жестко смотрели. — Феденьке подойдет по крови, по силе. Почему он не ту сестру выбрал?

— Так и перевыбрать можно, государыня.

— Федя не согласится.

— А мы иначе сделать можем, — Платон бороду огладил степенно. — Как Варюша мне сказала, так я и задумался. Есть у нас хороший выход, и все довольны будут. Кроме Устинья Заболоцкой, может быть.

— Пусть ее хоть лихоманка разобьет, — Любава рукой махнула. — Не жалко! Говори, Платоша!

Платон и изложил, чего надумал.

— Когда Аксинья нам подходит, лучше и не будет, — завершил он.

Женщины закивали.

И Аксинья была угодна, и план хорош был, только выполнить осталось. Но и это решаемо, сама Аксинья им и поможет.

* * *

Устя уж встала давно, позавтракала, Аксинью ждала. Не искала, нет. Глупо по дворцу бегать да вопросы задавать, все одно не узнаешь ничего лишнего.

— Ася? Ты где была?

— Не твое дело! — Аксинья насупилась. — Ты мне скажи, давно у вас с Михайлой моим?

Устя смотрела прямо.

— Он сказал, что с первого взгляда меня полюбил, еще с ярмарки той. А мне он даром не надобен!

— А я? Как ты могла⁈

— Что я могла? Жить и воздухом дышать? Аксинья, сама подумай, что тут от меня зависело⁈

Аксинья и слышать не хотела.

В ее представлении все просто было, Варвара постаралась, нашептала.

Михайле Аксинья понравилась, наверняка. Иначе б он ее не таскал на свидания. Да потом Устинья ему глазки состроила, дорогу Аксинье перешла, счастью сестринскому позавидовала. Оно и понятно, Федор хоть и царевич, а только Михайла куда как пригляднее. Когда о внешнем блеске говорить, ему и цены нет. Ладный, гладкий, словцо умеет вставить! Чего еще-то надобно?

Доброту, надежность, ответственность, порядочность?

Может, будь Аксинья старше или умнее, и подумала б она о том. А сейчас — нет. Злоба и отчаяние ее поедом грызли, и Варвара их умело подогрела.

— Что⁈ Ты меня всегда ненавидела! Завидовала мне!!!

Устя только брови подняла.

— Неужто?

— Ненавижу!!!

Аксинья вон вылетела, только ногой топнула.

Устя к кружеву вернулась.

Плохо, конечно, что все так складывается, но что теперь-то с сестричкой делать? Домой Аксинью отправить? Или дать ей возможность исправиться? Знать бы, как лучше будет.

В той, черной жизни, ненавидела ее Аксинья ни за что. Неуж и в этой так будет?

* * *

Варвара Раенская Аксинью неподалеку поджидала, на взлете перехватила.

— Ксюшенька!

Аксинья ей в плечо уже привычно ткнулась, слезы хлынули.

— Устя… она…

— А ты б не с ней, ты бы с Ижорским поговорила? Устроить разговор ваш?

У Аксиньи слезы мигом высохли.

— Да! Конечно!!!

— Тогда пойдем покамест ко мне в покои. Умоешься еще раз, сарафан красивый наденешь, пусть он перед собой не девчонку зареванную — царевну видит.

Аксинья ушами полыхнула.

— Не царевна я.

— А могла бы. Ты сестры своей красивее, это всякому видно. Просто расцветешь позднее, ну так и увянешь позже, такая уж ты уродилась.

Врала конечно Варвара, но Аксинья о том не думала. Просто слушала речи льстивые, и верила. Всей душой верила.

Падать ей больно придется…

* * *

Михайла не ожидал, что его боярин Раенский к себе позовет.

Но — позвал и ладно. Пришел парень честь по чести, поклонился.

— Поздорову ли, боярин?

— Благодарствую, Михайла. Уж прости, не просто так я тебя позвал, важное дело есть.

— Что случилось, боярин?

Ударило под сердцем — Ижорский⁈ Нашли чего? Заподозрили?

Но потом выдохнул… нет, тогда б не здесь с ним разговаривали. В Разбойном приказе.

А что тогда?

Раенский таить не стал.

— Не знаю, как и сказать, Михайла. Аксинья Заболоцкая тебе люба?

И усмехнулся про себя.

Молод был еще Михайла, не успел научиться лицо держать. Глаза блеснули, губы искривились… не нужна ему та Аксинья.

Никак не надобна. Надоела она ему, хуже редьки горькой.

— Что-то не так с ней, боярин?

— Не совсем, Михайла. Я тебя хотел попросить отступиться, когда не люба она тебе. Есть у меня знакомый боярич на примете, вот, он меня попросил, а я уж к тебе пришел. Ему Аксинья надобна. Устинья подошла б, но она вроде как с царевичем…

И снова убедился, что не соврала Аксинья.

Вновь в глазах у Михайлы ярость блеснула.

Любит он. Только не Аксинью, а Устинью. Что ж, и такое бывает. И не такое бывает, в жизни-то. Как ни крути, а ее не перекрутишь.

— Ну, когда надобно…

— А ты не сомневайся, в долгу не останусь. От тебя и не надобно ничего, просто скажи дурочке, что не люба она тебе — и довольно.

— Обидится она…

— Счастливые бабы на мужиков не обижаются.

Михайлу долго уговаривать не пришлось. Все же не семьдесят ему лет было, чтобы во всем разбираться, да и Аксинья ему мешала больше. К Устинье он подобрался уж, к Заболоцким вхож… чего еще ему надобно?

Только чтобы Устя любила. А она не любит пока. И ежели Аксинья за Михайлой бегать будет, может и не полюбить никогда, сестре дорогу переходить не пожелает.

Передать Аксинью другому кому, да и позабыть о ней.

— Что я сделать должен, боярин?

* * *

Пока Михайла ушел, Федор решил таки к Устинье заглянуть, и не прогадал — одна она оказалась. Сидела себе спокойно в светелке, кружево плела, о чем-то думала.

Мужчина рядом на лавку присел, ладошки холодные стиснул.

— Устенька, свет мой, сердце мое, только слово молви- завтра же весь этот балаган закончу!

Устя головой качнула, руки Федора коснулась ласково, кто бы знал, чего ей это стоило! Убила бы руками своими, да нельзя, терпеть приходится, смиряться. Нельзя сейчас скандала допускать, ежели уйдет она из дворца, Боря один останется, а ведь покамест никого кроме Марины не видели они, никто другой