Цезарь и Христос - Уильям Джеймс Дюрант

службе 200 000 воинов, каждый из которых принес когда-то присягу на верность лично ему; 300 000 солдат были уволены со службы и наделены землей; каждому солдату он подарил изрядную сумму денег. Он осыпал роскошными дарами своих военачальников, сторонников и друзей. В некоторых случаях он покрывал дефицит государственного бюджета за счет своих личных средств. Провинции, которые страдали от политических опустошений или были поражены десницей Господней, он освободил на год от всех податей и направил им крупные суммы для облегчения создавшейся ситуации. Он простил владельцам собственности все податные недоимки и прилюдно сжег записи их долгов государству. Он оплачивал хлебное вспомоществование, устраивал роскошные зрелища и игры и дарил деньги каждому гражданину. Он затеял обширные общественные работы, чтобы покончить с безработицей и сделать Рим прекраснейшим городом мира, оплачивая их при этом из собственного кармана. И разве удивительно, что народы смотрели на него как на Бога?

В то время как через его руки проходили все эти деньги, наш bourgeois empereur жил скромно, избегая роскоши и доходов, которые могло бы доставить ему его положение. Он носил одежды, которые сшили женщины его дома, и спал в небольшой комнате дворца, который принадлежал некогда Гортензию. После того, как он прожил в этом доме двадцать восемь лет, случился пожар, и тогда он отстроил дворец по старому плану и продолжал спать в той же узкой спаленке (cubiculum), что и прежде. Даже скрытый от глаз городской толпы, он жил скорее как философ, чем как правитель. Его единственной слабостью были плавания вдоль Кампанского побережья, когда он на время уходил от государственных забот.

Шаг за шагом он убедил сенат и народные собрания (или снисходительно разрешил им) облечь его такими полномочиями, которые в совокупности сосредоточили в его руках власть едва ли не царскую. Он удерживал за собой титул императора, или главнокомандующего римской армией. Так как армия находилась, как правило, за пределами столицы и обычно вне Италии, граждане могли позволить себе забыть, что, хотя и сохранены все внешние атрибуты умершей Республики, на самом деле они живут под властью военной монархии, которая не прибегает к силе до тех пор, пока править государством способны фразы. Октавиан избирался консулом в 43 и 33 гг. до н. э., а затем ежегодно с 31-го по 23-й. Благодаря трибунскому авторитету, которого он удостаивался в 36, 30 и 23 гг. до н. э., он обладал неприкосновенностью трибуна, правом законодательной инициативы в сенате или перед народным собранием и правом налагать вето на действия любого должностного лица в правительстве. Никто не протестовал против такой добродушной диктатуры. Дельцы, которым была предоставлена возможность стричь своих баранов под лучами мирного солнца, сенаторы, наслаждавшиеся ароматом захваченной Октавианом в Египте добычи, солдаты, которые от его щедрот получали землю или сохраняли свой достаточно привлекательный статус, лица, облагодетельствованные законами, назначениями и последней волей Цезаря, — все были согласны теперь в том, что Гомер был совершенно прав, говоря, что лучшее — это правление одного человека, по крайней мере, если он так же щедро распоряжается своими средствами, как Октавиан, столь же трудолюбив и компетентен и настолько же зримо проявляет заботу о благе государства.

В 28 г. до н. э., будучи вместе с Агриппой цензором, он осуществил перепись населения, пересмотрел списки сената, опять довел число его членов до шестисот и получил навсегда титул принцепса сената (princeps senatus). Буквально, эти слова означали, что данное лицо «первым занесено в сенаторский список»; вскоре оно будет обозначать «принца», властелина, как и слово «император», которое, благодаря тому, что Октавиан сохранял за собой это прозвание всю жизнь, получит свое современное значение. Историки справедливо называют его правление, как и правление его преемников на протяжении двухсот лет, «принципатом», не считая данную форму правления монархией в строгом смысле слова; все «императоры» вплоть до смерти Коммода признавали, по крайней мере теоретически, что являются только вождями, или лидерами, сената. Чтобы сделать конституционный фасад своего авторитета более привлекательным, Октавиан в 27 г. до н. э. сложил с себя все свои полномочия, провозгласил восстановление Республики и вслух признался, что хотел бы жить отныне (ему было сорок пять) жизнью частного лица. Возможно, это представление было подготовлено заранее; Октавиан принадлежал к разряду тех осторожных людей, которые считают, что честность — лучшая политика, но не стоит прибегать к услугам этой добродетели слишком часто и без разбора. Сенат встретил его отречение своим, вернул ему практически все сложенные полномочия, умолил его остаться во главе государства и даровал титул Августа (Augustus), который часто по ошибке принимают за его имя. До сих пор этот эпитет прилагался только к священным местам и предметам и применялся по отношению к определенным божествам созидания или роста (augere — «взращивать, увеличивать»); перенесенный на Октавиана, он украсил его ореолом священности и отдал его под защиту религии и богов.

Народ Рима, кажется, на некоторое время поверил, что «реставрация» производится всерьез и что ценой одного прилагательного он возвращает римлянам Республику. Разве и сенат, и народные собрания не продолжали принимать законы и выбирать магистратов? Так и было. Август или его агенты просто «предлагали» рассмотреть тот или иной закон и «называли» кандидатов на самые ответственные посты. Как император и консул он командовал армией, распоряжался казной и проводил в жизнь законы; благодаря своим трибунским привилегиям он контролировал все прочие стороны деятельности правительства. Его полномочия не намного превышали полномочия Перикла, или Помпея, или любого энергичного американского президента; разница заключалась в их неизменности. В 23 г. до н. э. он отказался от консульства, но сенат наделил его «проконсульским авторитетом», что позволило Августу взять под свой контроль все должностные лица во всех провинциях. И снова никто не возражал; напротив, когда Риму угрожала нехватка зерна, народ осадил сенат, требуя назначить Августа диктатором. Им так скверно жилось во времена сенатской олигархии, что они тяготели к диктатуре, которая, надо думать, воспользовалась бы поддержкой народа, чтобы создать противовес всесилию богатства. Август отказался; но он взял на себя ответственность за annona, или подвоз продовольствия, в скором времени покончил с дефицитом и заслужил такую благодарность, что Рим отныне исключительно благодушно взирал на то, как старинные установления перекраиваются Августом по своему образу и подобию.

II. НОВЫЙ ПОРЯДОК

Давайте в подробностях рассмотрим особенности правительственной структуры принципата, ибо она во многих смыслах представляет собой одно из самых удачных политических достижений в истории.

Власть принцепса была одновременно законодательной, исполнительной и судебной: он мог выносить на рассмотрение сената или народного собрания указы или законы, он мог