Максим Литвинов. От подпольщика до наркома - Вадим Викторович Эрлихман

агрессии и заменить систему военных союзов коллективной организацией помощи жертвам агрессии. Между тем в этой области Лигой ничего не сделано. Два государства – Абиссиния и Австрия – потеряли свое самостоятельное существование вследствие грубого насилия над ними; третье – Китай – второй раз в течение семи лет стал жертвой агрессии и иностранного нашествия; четвертое – Испания – уже третий год истекает кровью в результате вооруженного вмешательства в его внутренние дела двух агрессоров»[605].

Литвинов и Калинин с послом Китая Ян Цзе в 1938 г. (Из открытых источников)

Перейдя к чехословацкому кризису, он сказал: «Третьего дня чехословацкое правительство впервые запросило Советское, готово ли оно, в соответствии с чехословацким пактом, оказать немедленную и действенную помощь Чехословакии в случае, если Франция, верная своим обязательствам, окажет такую же помощь, и на это Советское правительство дало совершенно ясный и положительный ответ. Я думаю, все согласятся, что это был ответ лояльного участника международного соглашения и верного защитника Лиги Наций. Не наша вина, если не было дано хода нашим предложениям, которые – я убежден – могли дать желательные результаты как в интересах Чехословакии, так и всей Европы и всеобщего мира. К сожалению, были приняты другие меры, которые привели, и не могли не привести, к такой капитуляции, которая рано или поздно будет иметь совершенно необозримые катастрофические последствия»[606].

Этой речью Литвинов завершил свою недолгую, но яркую карьеру оратора в Лиге Наций, благодаря которой запомнился не только дипломатам, но и общественности разных стран. Что касается советского предложения о помощи, то, как раскрыл после войны лидер чехословацкой компартии Клемент Готвальд, Сталин обещал помочь даже без участия Франции, но при двух условиях: если Чехословакия сама попросит о вводе советских войск и если она тоже начнет борьбу с агрессией. Ни одного из этих условий правительство Бенеша выполнить не хотело и не могло без поддержки Франции и Англии. Впрочем, Литвинов в этом не сомневался, и Эндрю Ротштейн вспоминал: «Когда Максим Максимович прибыл в сентябре в Женеву, я в тот же день задал ему вопрос: что будет с чехами? Литвинов ответил: англичане продадут чехов» [607].

Пассивная позиция Чемберлена во многом объяснялась неготовностью вооруженных сил Великобритании к войне, в чем премьера вряд ли можно винить. Его предшественник С. Болдуин говорил: «Если начнется война и все эти дефекты обнаружатся, то возмущенная публика просто повесит нас с вами на фонарных столбах»[608]. Чемберлену 27 сентября представили доклад о состоянии военной авиации, которую назвали «не более чем фасадом». За последующий год (и теперь уже с его прямым участием) королевские ВВС увеличились на 80 %, но пока Лондон был беззащитен перед возможной воздушной атакой Германии. Это признавал даже такой упорный критик Чемберлена, как У. Черчилль.

Чемберлен снова отправился к Гитлеру в Бад-Годесберг 22 сентября. Ссылаясь на согласие Бенеша, он предложил передать ему Судеты. В Праге забастовали рабочие, возмущенные отказом правительства сопротивляться. Бенеш объявил всеобщую мобилизацию, но фактически она так и не началась. 27-го Чемберлен и Даладье отправились в Мюнхен на встречу с Гитлером и Муссолини; советских представителей никто даже не подумал пригласить. 29-го начались решающие переговоры, и в час ночи 30-го стороны подписали соглашение о разделе Чехословакии, четверть которой отходила к Германии, Венгрии и Польше. Чехословацких делегатов стороны совместно заставили подписать документ, а вскоре Англия и Франция подписали с Германией отдельные декларации о ненападении.

Полпред С. Александровский 1 октября телеграфировал из Праги: «Чехословацкие наблюдатели высказывали Чемберлену недоумение, почему он подсказал Чехословакии мобилизацию, а также публично заявил в достаточно ясной форме, что Англия и Франция совместно с СССР выступят против Германии, если Гитлер применит силу для решения судетского вопроса, а теперь открыто пожертвовал всеми интересами Чехословакии и требует отвода и демобилизации только что мобилизованной армии. Чемберлен ответил с циничной откровенностью, что все это не бралось им всерьез, а было лишь маневром для оказания давления на Гитлера»[609]. На следующий день лидеры Англии и Франции вернулись домой. Чемберлена встречала ликующая толпа, которой он крикнул: «Я привез вам мир!» Литвинов, бывший проездом из Женевы в Париже, встретился с Э. Бонне, который «заверял, что как на самой конференции, так и в частных беседах с Даладье, кроме чехословацкой, другие проблемы не затрагивались»[610]. Нарком подчеркнул это, поскольку в Москве крепло убеждение, что Чемберлен и Даладье пытались направить агрессию Гитлера против СССР. Это косвенно подтверждал французский посол в Москве Р. Кулондр, писавший 4 октября, что Мюнхенское соглашение «особенно сильно угрожает Советскому Союзу. После нейтрализации Чехословакии Германии открыт путь на юго-восток»[611].

Подписание Мюнхенского соглашения 30 ноября 1938 г. (Из открытых источников)

Майский в тот день написал Литвинову из Лондона, что к нему явился чехословацкий посол Ян Масарик, который «упал мне на грудь, стал целовать меня и расплакался, как ребенок. «Они продали меня в рабство немцам, – сквозь слезы восклицал он, – как когда-то негров продавали в рабство в Америке»[612]. Так и было: в октябре Польша заняла Тешин, а Венгрия – часть Словакии и Закарпатье. 5 октября Бенеш оставил свой пост и уехал в эмиграцию, а Чехословакия попала в полную зависимость от Гитлера. В следующем месяце случилось еще одно событие, ужаснувшее Европу: в Германии произошли массовые еврейские погромы, получившие название «Хрустальная ночь». Но и это не стало для Англии и Франции поводом отказаться от невмешательства, которое всё больше объяснялось не борьбой за мир, а страхом перед растущей военной мощью Германии.

* * *

Мюнхенское разочарование было слишком сильным, чтобы Литвинов мог сохранять надежду на сотрудничество с Англией и Францией. При всей неприязни к нацистам в начале 1939 года он, вероятно, был вполне согласен со Сталиным и Молотовым в том, что с Германией в этих условиях придется договариваться. При этом нарком считал, что нужно сохранять хорошие отношения и с Англией – хотя бы затем, чтобы не дать ей заключить союз с Гитлером, что было постоянной угрозой для Москвы. Мир на западе был особенно нужен, поскольку на востоке усиливалась угроза войны. Летом 1938 года произошло крупное столкновение японских и советских войск на озере Хасан, в котором Красная армия хоть и одержала верх, но проявила себя не лучшим образом, что провоцировало японцев на новые нападения.

Курс на примирение с Германией был взят уже в начале года, причем инициативу в этот раз проявила