Анастас Микоян. От Ильича до Ильича. Четыре эпохи – одна судьба - Стас Намин

заявили, что будете требовать от СССР немедленного вывода всех войск с территории Венгрии. Зачем вы это сделали? Зачем вы обманули свой народ? Вы же понимаете, что это абсолютно невозможно.

– Почему? – спросил Надь.

– Потому что, как только отсюда уйдет Советская армия, сюда войдет американская[381].

– Таково главное требование мятежников, – ответил Надь. – Они прекратят вооруженное сопротивление только в одном случае: если ваши войска покинут нашу страну.

Микоян, как профессионал, инстинктивно чувствующий, как вести сложный разговор, улыбнулся, чтобы немного разрядить ситуацию.

– Расскажу вам такую историю. Не далее как несколько дней назад я разговаривал с нашим польским коллегой, товарищем Гомулкой. Он меня спросил примерно то же самое. Зачем в Польше столько советских войск? А я его спросил в ответ: а сколько? Он назвал цифру. А я ему в ответ назвал настоящую цифру, реальную. И товарищ Гомулка очень сильно удивился, потому что советских войск в Польше оказалось в пять раз меньше, чем он представлял. В Польше наши войска стоят, чтобы охранять коммуникации, обеспечивающие нашу группировку в ГДР. А в Венгрии наши войска стоят по той же причине, по какой они стоят в Восточной Германии: для обеспечения безопасности дальних рубежей Советского Союза. И чтобы вы понимали серьезность ситуации, я вам скажу, что в Москве многие мои товарищи склоняются к силовому решению проблемы. Хотя лично я резко против применения оружия[382].

– Мой народ это оценит, – сказал Надь.

Микоян усмехнулся.

– Надеюсь, – сказал он. – И наконец, последнее. Я вам тут напоминал о том, что Венгрия воевала против СССР на стороне Гитлера. Но представьте себе, наши советские солдаты, те, что служат сейчас, этого не знают![383] Им об этом не рассказывали. Мы эту тему официально не поднимали ради укрепления советско-венгерской дружбы. Но если Советская армия войдет в Венгрию, мы доведем до наших военнослужащих этот печальный исторический факт, и их отношение к венгерскому народу сильно изменится. Учтите это, товарищ Надь.

Вечером в посольстве СССР все трое позволили себе выпить. Четвертым за столом сидел Андропов, но при нем помалкивали – он был самым младшим по должности. Понимая это, Андропов быстро доел и ушел, сославшись на дела. После его ухода уже не стеснялись в выражениях, и даже Суслов, обычно очень осторожный, «застегнутый на все пуговицы», горячился и тряс длинным полусогнутым указательным пальцем.

– Партия мелких хозяев! – повторял он, морщась от отвращения. – Это же надо так назвать политическую организацию! Партия мелких хозяев! Да мы потратили десятилетия, чтобы искоренить мелкого хозяина, прижать его к ногтю! Ленин про мелкого хозяйчика тома написал! Как про главного врага! А эти партию так назвали!

– Возможно, – возразил Микоян, – на их языке это звучит не так отвратительно. Но в общем ты прав, конечно.

– Да они просто не читали Ленина! – воскликнул Суслов. – Мелкий хозяин ничего не читает, кроме газет!

– Анастас Иванович, – угрюмо произнес Серов, выпивший больше других. – Мы с вами не друзья, я знаю. Вы были против выселения чеченцев, калмыков и крымских татар. Я тогда представил своих людей к наградам, а вы возмущались[384]. Теперь смотрите. В этой Венгрии полмиллиона евреев отправили в печки. Не переселили, а уничтожили. А вы теперь с ними миндальничаете. Они жалуются, что их госбезопасность собрала материалы на миллион человек. А сколько из них поддерживали Хорти? А сколько участвовало в решении «еврейского вопроса», сколько воевало против нас под Сталинградом? Да тут каждого третьего надо сажать на 25 лет! Короче говоря, товарищи, я жду только приказа. За две недели порядок наведу.

Суслов осторожно улыбнулся.

– Нельзя недооценивать врага, товарищ Серов.

– Нет, конечно, – ответил Серов. – Но так же опасно и переоценивать. Я просто арестую лидеров вооруженных группировок. Действовать нужно решительно и беспринципно, потому что они сами абсолютно беспринципные люди. Их лидер оппозиции полковник Малетер воевал против нас на стороне Германии, потом был взят в плен, перешел на сторону СССР, дослужился до высокого чина, но теперь снова поменял убеждения и воюет против нас. Другой лидер мятежников, Бела Кирай, также воевал на стороне Германии и получал от немцев железные кресты за храбрость, но после войны умудрился вступить в рабочую партию и дослужился до генерала, пока не загремел в тюрьму за шпионаж. Это либо хитрые лгуны, либо флюгеры, перевертыши, и я не намерен с ними церемониться.

– Видите ли, – возразил Микоян, – они примерно то же самое думают про нас. За нашей спиной они говорят: вот, пока Сталин был жив, Хрущев и Микоян его превозносили, а критиковать начали, только когда он умер. Меня даже Хо Ши Мин об этом спрашивал.

– И что вы ответили? – спросил Суслов.

– Ответил то же, что и всем, – правду. Лично я не проявлял инициативы в массовых репрессиях и занимался в правительстве страны совсем другими вопросами, хотя все члены сталинского политбюро были обязаны подписывать расстрельные списки, чтобы хоть зачастую и формально, но разделить ответственность. А если я задавал вопросы по поводу арестованных, которых я знал лично, Сталин показывал мне официальные собственноручные их признания. Информацию о масштабах репрессий мне не докладывали, она была секретной. Хо Ши Мина мой ответ устроил.

– А вас самого? – вдруг спросил Серов и посмотрел на Микояна в упор, словно допрашивая.

– Это хороший вопрос, – Микоян ответил таким же прямым взглядом. – И вот мой ответ. Во-первых, надо понимать, что в начале советской власти было действительно очень много шпионажа и вредительства и бороться с этим было объективно необходимо для выживания страны. А потом постепенно это привело к увеличению масштабов репрессий, приобрело болезненно-маниакальный характер. Сталин видел врагов повсюду, даже в ближайших соратниках. Если бы кто-нибудь возразил или поставил под сомнение его решения, то был бы расстрелян вместе с семьей. В последние годы его жизни и я был близок к этой участи. Но помимо страшных репрессий очень серьезная ошибка Сталина – это неудачная аграрная политика. Часто люди шли на преступления от отчаяния, с голодухи. Если бы мы накормили народ, лагеря стояли бы полупустые. И венгры это хорошо понимают, потому что воевали против нас, сидели у нас в плену и своими глазами видели наше сельское хозяйство.

А. И. Микоян на рабочем месте

Суслов ощетинился, покачал головой.

– Рискованно высказываетесь, Анастас Иванович. Идеологически неверно.

Микоян разозлился. Вряд ли Суслов имел право учить его идеологии.

– А мне плевать, – произнес Микоян. – Я прошел и войны на передовой, и тюрьмы, и все, что вам даже не снилось. Напугать меня трудно, – он улыбнулся. – Но судьба дала второй шанс, и было это 5 марта 1953 года. И этот шанс я