Личные песни об общей бездне - Виктор Станиславович Коваль

Посты оцепления стояли по всему периметру полигона за пределами на расстоянии еле заметной видимости. Но посты могли переговариваться друг с другом — воткнув штекер переговорного устройства в столб линии электропередач. Каждые полчаса мы должны были докладывать начальству, что наш пост бдит и никаких происшествий не наблюдает.

Задача поста — не допускать проникновения на огневой рубеж посторонних лиц.

Задача секретчика — оставаясь при столбе, развести костёр и обеспечить его продолжительное горение. Наряд по костру.

Задача фотографа — достать вина в ближайшем сельмаге. А это неблизко. Наряд по киру.

Моя задача — наряд по берлу или собирательству — добыть у местного населения закуску. А это — непросто — просить у людей: «Подайте солдатику пропитание!» Или — как?

Секретчик, старослужащий с большим горьким опытом (учебка в Коврово), научил меня — как:

— Открываешь калитку или стучишься в окно, говоришь: «Здравия желаю! Извините за вторжение. Мы тут на боевом дежурстве. Просьба: не найдётся ли у вас немного картошечки с огорода — всего несколько клубеньков?» Остальное доскажет солдатская форма.

Давали. И картошечку, и помидорчики, и яблочки.

— Нет, хлеба не надо — у нас сухой паёк есть.

— Бери, бери! Лишним не окажется.

Каждый ведь служил, или у каждого кто-нибудь служил — понимают. Но иные — не понимали, гнали прочь:

— Нахлебники!

Или:

— Не позорь армию!

Полезный опыт учил относиться равнодушно к унижению, терпеливо. Поскольку терпение — основа выучки. Как мозоли на руках. И на ногах.

Потом мы соединялись в районе нашего столба — где-нибудь под тенистым деревом — с уже разведённым костром. На прутиках обжаривали сухой паёк, пекли в золе картошку, разливали вино по кружкам, приступали к церемонии закладки — закладывали за воротник, как говорили на гражданке; вспоминали превратности оцепления.

Секретчику однажды в оцеплении явилась корова. Брела она, пощипывая пыльную травку, в сторону огневого рубежа. Секретчик её лениво пугнул: не поднимаясь с земли, швырнул в неё глиняным комом:

— Назад, дура!

Попал. Но та, действительно дура, пошла не назад, а поскакала вперёд — прямо под пули наших товарищей.

Конечно, секретчик корову всё-таки настиг — огрел её по хребту ремнём с пряжкой — раза три — всё лучше, чем пуля от товарищей. А корова — ну, дура бешеная — попёрла на него рогом и опрокинула его. Наверное, не от злого умысла, а от неловкости. Взаимной. Упав, секретчик напоролся на кусок колючей проволоки — тут она по всему периметру валялась, хотя должна быть натянута на опоры, без прорех, разумеется. Сквозь эти прорехи и проникали на стрельбище неразумные гости: скотина и грибники. Смех смехом, а кровища хлещет — сам не остановишь. Пришлось доложить столбу, что секретчику требуется медбрат с перевязочными средствами.

— 32-й вызывает красный крест.

Возвращаюсь я с продуктами, вижу: секретчик под деревом спит — забинтованный и в неестественной позе — опершись на неудобно отставленный локоть, как раненый воин на восточном фронтоне храма Афродиты. В такой же позе пребывали бойцы с перевязанными под мышкой фурункулами — сучьим выменем. Рядом корова стоит. Костром и не пахнет.

Абсурд какой-то: получить ранение на стрельбище — в борьбе с коровой. Но для понимающих — никакой не абсурд. Превратности оцепления.

А среди таких превратностей корова — персонаж вечный, пока в природе существует полигон и вокруг него — природа. Старики, послужившие в разных местах, рассказывали, что, где бы они ни стояли в оцеплении, всегда его пыталась прорвать какая-нибудь корова. Удивительно, что коровы потом никуда не уходили, оставаясь на посту.

Ещё старики говорили, что пули могли рикошетить от травы и листьев самым невероятным образом — настигая ни в чём не повинную жертву вдали от стрельбища. Где-нибудь на берегу реки, у лодочной станции или в пшеничном поле с васильками.

А фотографу была девушка. Беленькая, в шлёпанцах на босу ногу. Шла с велосипедом мимо сельмага, где в придорожных кустах прятался фотограф, высиживая благоприятные условия.

— Девушка! — попросил её фотограф. — Купите нам пару бутылочек, а то тут везде погоны светятся, и у продавщицы — инструкция: солдатам спиртное не продавать. Вот денежки.

Беленькая взяла денежки, села на велосипед и уехала.

— Куда, — спрашиваем, — уехала? Куда?!

Такое бывает — когда слепая ярость вдруг упирается в ненужные подробности: куда уехала, какая у неё была прическа, облегала ли ей задницу юбка, когда она села в седло, или это была такая длинная, пышная юбка — покрывающая всё заднее колесо, или она была вообще без юбки, но в тренировочных до колена?

— А пятки? Какого цвета у неё были пятки? Ты что, лопух, не заметил, что пятки бывают цвета слоновой кости и розовые, как рыльца поросят?

Понятно, что фотографу надо исправлять свою оплошность. Немедленно! Башли придётся одалживать у Ткачука, старшины по оцеплению. Обращаться к нему с такой просьбой мог только секретчик. Всё-таки — старший сержант, и должность у него была поважнее, чем иная старшинская: все личные дела находились в руках у секретчика и от него же зависело, кого послать в очередной наряд и на дежурство. Командировки, отпуска. Наградные листы. Конечно, за такое одолжение старшине придётся налить, а потом — и выслушать его историю про зелёную тайгу и точечную сварку. Но деваться некуда — договорились с Ткачуком — через столб:

— Алё, 21-й? 32-й на проводе. Срочно нужен синий! (пятирублёвый казначейский билет). Выдать просителю.

Фамилии не назывались ввиду конспирации — в духе разноцветных стрел — как на тактической карте. Жёлтый — рупь. Зелёный — трояк, красный — червонец. Сарьян-бурьян. Хотя насчёт красного сказано только для образности — слишком большие деньги.

У меня возле сельмага тоже как-то произошла конфузия, или лажа, как говорили музыканты, — в тех же лопухах. Говорю из лопухов мужику свойского вида с открытым, простым лицом:

— Мужик, будь добр, две бутылочки… — ну и так далее, — а то погоны светятся.

А он как раз и оказался тем самым погоном. Но — в гражданке.

— Я тебя, — говорит радостно, — сейчас со всеми потрохами в комендатуру сдам, щенок!

Хорошо, что погон поддатым был, бегал падая.

Костром, понятно, пришлось заниматься мне. Раненый секретчик давал указания:

— Там, за посадками, когда-то нормальные ящики валялись — из-под боепитания. Иди ищи. Понял? Время собирать камни. В смысле: было время, когда ты разбрасывал камни, то есть — кайфовал, а теперь кончилось твоё время, настало другое время — мучиться настоящим образом. Как и учиться военному делу — настоящим образом.

Так говорилось. Заправить койку, вымыть пол в столовке — настоящим образом.