Святые и Убийцы - Фэя Моран

А теперь один из них почти мёртв.

Хуже. Он стал одним из тех, кого убивал.

Я стискиваю зубы от злости, гнев кипит во мне, как вода в чане над разведённым огнём. Но вместе с тем я слаба от отчаяния, горя, как потухающий беспомощно уголёк.

– Мистлок… – говорит Керан, подняв взгляд. – Он, должно быть, последовал за перийцем. Нура, я…

– Я пойду за ним, – хрипло отзываюсь я.

Он осторожно кивает.

Страдания отца прекратит сам. Без моего участия.

Туча ревёт и отбрасывает нападающих на него мелких монстров, со стороны больше похожих на диких псов. Тем временем чудище, которое когда-то было Брикардом, не крупнее макарта, но и не совсем меньше его, уже движется к нам, обогнув деревья и оставаясь незамеченным Тучей.

– Беги, Нура, – приказывает мне Керан и вытаскивает из ножен своих штанов пару клинков. – Живо!

Я сперва отползаю в сторону, затем встаю на ноги и уже мчусь в гущу леса, ища глазами Мистлока или перийца. Вокруг так темно, что я начинаю сомневаться в том, что это была хорошая идея. Верхушки деревьев прикрывают местами доступ к лунному свету, который обрывается здесь и снова появляется, заставляя мою голову кружиться, а глаза часто моргать, чтобы вернуть нормальное зрение. Я бегу по сугробам вдоль багряной реки. В некоторых местах холод становится сильнее, заставляя меня поёжиться.

– Нура! – кричит Мистлок, и у меня от страха всё замирает.

Я резко оборачиваюсь и вижу его – целого и невредимого, – прижавшего сбежавшего перийца лицом к земле обеими руками. Тот почти и не сопротивляется: видно, моя теория касательно его сломанной или подвёрнутой ноги вполне имеет место быть.

– Этот ублюдок наверняка собирался доложить о наших планах своим друзьям, – зло шипит Мистлок. – Представь кучу этих рыжих психов, окружающих нас! Хорошо, что я поймал его, да?

Я с неимоверной грустью смотрю на него.

Мистлок сейчас потеряет отца, которого надеялся вернуть. Внутри у меня снова всё болезненно сжимается, а слёзы грозятся вырваться наружу в ещё большем количестве.

Но сожаление быстро сменяется гневом, когда я опускаю взгляд на лежащего под его руками худощавого красноволосого мужчину, который что-то бормочет себе под нос, словно насылая на нас различные проклятья. На его тонких подвёрнутых в коленях штанах закреплён кожаный чехол, из которого заманчиво торчит рукоять ножа. Я без промедлений его достаю.

– Что будешь делать? – с опаской поглядывая на оружие в моей руке, спрашивает Мистлок.

– Переверни его, – указываю я, не отвечая на вопрос.

Он послушно хватает его за плечи и поворачивает так, что периец теперь лежит на спине, часто моргая и облизывая губы.

– Вы все умрёте, – смеётся он снова, и я еле держусь, чтобы не выбить ему все его чёрные зубы до единой. – Страшно и мучительно. Станете нашими Священными Зверями.

– Заткнись. – Я вжимаю лезвие к его опухшему и воспалённому колену, и он дёргается, не сумев при этом совладать с болезенным вскриком. – Где сейчас Микаэль Готье?

Мистлок непонятливо смотрит на меня, но я решаю объяснить ему о своих намерениях потом.

Периец молчит, так что я глубже ввожу кончик лезвия под его кожу. Он вскрикивает. Больше у него настроения смеяться, видимо, нет.

– Где сейчас находится Микаэль Готье? – повторяю я.

– В Сальшане, – хрипит парень, а затем язвительно добавляет: – Но вы ничего не…

И одним взмахом ножа я перерезаю ему глотку, заставив Мистлока шокированно вскочить с места.

– Вот же ёфол меня подери! – с отвращением глядя на дёргающегося в конвульсиях перийца, чья шея теперь извергает фонтанирующие брызги крови, вскрикивает Мистлок. – Ну ничего себе!

– Идём, – холодно произношу я, вытерев лезвие о сугробы и оставляя на них красные следы. – Нужно помочь… Керану.

Мы возвращаемся обратно, ориентируясь на звуки. Лес Мертвецов – это очень тихое место, так что не услышать в его чаще звуки борьбы, разворачивающейся где-то поблизости, было бы просто невозможно.

– Зачем тебе понадобился Микаэль? – спрашивает Мистлок, едва мы доходим до того места, с которого виднеются крылья Тучи, распахнутые в готовности к бою.

– Хочу заставить его страдать.

Думаю, он тоже.

Я заставляю себя остановиться. А потом даю волю слезам.

Я знаю, что не должна этого делать. Точно не в присутствии Мистлока, ведь ему придётся гораздо хуже, чем мне. Я не имею права рыдать у него на глазах, словно одной мне был дорог Брикард.

– В чём дело? – ни на шутку пугается Мистлок, легонько касаясь моего плеча рукой. – Почему ты плачешь?

Поднимаю на него взгляд. У меня дрожат губы, когда я пытаюсь говорить:

– Мне так жаль, Мистлок. Мне очень-очень жаль.

Он застывает на месте, словно догадываясь, что я могу иметь ввиду. Мне становится трудно дышать, видя, как осознание мучительно медленно приходит к нему, заставляя меня переживать все проносящиеся в его голове ужасные мысли вместе с ним.

Потом Мистлок поворачивает голову к той самой стороне, с которой доносится единственный шум во всём этом лесу.

К нам, обходя тянущиеся к небу деревья и ступая по замёрзшей земле, медленными и неравномерными шагами выходит Керан. Обессиленный, окровавленный, с трудом дыша и опечалившись. За его спиной больше нет никаких звуков и преследований, кроме фыркающей Тучи, уставшей с небольшой битвы, как и он.

– Папа? – произносит Мистлок слово, которое болью отдаётся в моей голове.

Керан молчит, роняя нож, которым зарезал своего отца.

– Д-да, – заикаясь, отвечаю я и борюсь с желанием упасть на колени перед ними обоими.

Я чувствую себя виноватой. Я словно не сделала и половины из того, на что была способна, чтобы помешать всему этому ужасу случиться с нами.

«Мы вернём Брикарда до вашего венчания с Сириной» – вспоминаю я своё обещание, и на душе становится ещё больнее.

– Простите, мне так жаль, – плачу я, уже и не пытаясь держать себя в руках. – Мне очень-очень жаль… Я должна была спасти его. Я была у них в плену… И ничего не сделала… Пожалуйста, простите меня. Это моя вина.

Мистлок оборачивается, глядя на то, как я опускаю голову, закрываю руками лицо и плачу в свои ладони. А затем он преодолевает разделяющее нас расстояние за несколько быстрых шагов и крепко обнимает меня, упираясь лицом мне в плечо. И мы стоим, изливаясь сожалением друг к другу, пока Керан умирает отдельно от нас, в своём собственном мирке ужаса.

Эта боль сплотила нас сильнее, чем когда-либо.

Каждый из нас теперь намерен отомстить. И месть наша станет настоящим