Святые и Убийцы - Фэя Моран

И вместе с этими ужасающими чувствами приходит осознание и возвращается голос.

– Мистлок… – хриплю я онемевшими губами, всё ещё не веря увиденному. Будто что-то вынули из меня. Что-то, что было важной частью меня.

Он хрипит что-то в ответ, дрожащей рукой прикоснувшись к глубокому порезу на собственном горле. Его лицо искажено от боли и шока, а из перерезанной шеи хлынула кровь, целыми струями стекая по коже вниз.

Придержавший его сзади мужчина небрежно подталкивает его вперёд, и Мистлок глухо падает лицом вниз, тут же замерев на месте.

– Не-е-е-ет! – кричу я, надрывая голос. – Нет-нет-нет-нет!

Хватка на моей руке ослабевает.

Я молниеносно бью локтем в челюсть Микаэля, услышав после этого омерзительный хруст, и, высвободившись, бросаюсь к лежащему Мистлоку. Я переворачиваю его, придержав за голову, но вместо ярких зелёных глаз, всегда полных жизни, вижу их застывшими, мёртвыми и блеклыми.

– МИСТЛОК! – кричу я надрывисто.

Мир перестал для меня существовать в эти мгновения, размывая всё вокруг в бессмысленные пятна. Звуки превращаются в пыль.

Его золотистые волосы спутываются между моих пальцев, и я крепче обнимаю его, прижимая голову к груди. Затем кричу во всё горло.

Мне столько хочется сказать ему, и от осознания того, что он меня больше не слышит, терзают, царапают, словно острые когти, безжалостно разрывающие плоть, причиняют невыносимую боль и страдания, которых я раньше не знала.

– Прости меня… – шепчу я мертвецу, и из глаз сочатся слёзы. Мне кажется, совсем скоро они превратятся в кровь и вытекут из глубочайших ран души. – Прости… Это я виновата. Ты не должен был сюда… Пожалуйста, прости меня…

Звуки возвращаются, занимая свои положенные места. Пятна вокруг приобретают различные формы: от домов до людей. Голова у меня гудит от ужаса. Будто что-то бьёт меня огромным молотом. А мне больно, но я почему-то не умираю. Бьюсь в агонии, но ещё не умираю.

Тело в моих руках не подаёт никаких признаков жизни. Никто бы не выжил после такой расчётливой и смертельной раны. Никто. Обманывать себя нет смысла.

Мистлок Атталь умер, едва ему исполнилось восемнадцать. Он навсегда остался ребёнком, которого я любила чисто и искренне. Как сестра любит брата.

Словно ад-Дарр забрал у меня брата, чтобы заменить его настоящим… Ему нужно было что-то взамен. Он даровал мне Дарки, забрав Мистлока.

Такова была плата.

Я собираюсь осторожно провести пальцами по векам Мистлока, чтобы прикрыть ему застывшие в ужасе глаза, но меня грубо хватают сразу с двух сторон и поднимают с его тела, отчего оно падает на холодную землю.

– Отпустите меня! – кричу я, полная гнева. Он разгорячил кровь, он хлынул к щекам невыносимым жаром, который должен в конце концов опалить всех виновников. – Вы все умрёте! Мы с вами покончим!

Я дёргаюсь из стороны в сторону, крича как спятивший зверь, пока кто-то не тянет меня за край выбившихся из-за шарфа волос. От последовавшей боли я вскрикиваю, а затем стискиваю зубы.

– Угомоните её! – рычит Микаэль, и мои руки оказываются в ещё более крупных и крепких ладонях.

Мне не хочется этого видеть, но против моей воли глаза направляют своё внимание на Керана. На Керана, у которого забрали всё, что у него оставалось. У него опущен взгляд. Мёртвый, пустой, полный отчаяния взгляд. Чёрные ресницы скрывают янтарь, в котором я так надеюсь увидеть хоть отголоски старшего брата, который горит ненавистью за смерть младшего. Я боюсь увидеть слабость и уязвимость.

Но это они и есть. В его чертах. Прямо сейчас.

– Керан… – шепчу я, сгорая дотла. – Мне так жаль…

Он меня возненавидит. И я заслужу это, когда он отвернётся от меня. Всё это по моей вине.

– Нет, тебе не жаль, дитя, – заговаривает Тидда. – Этого можно было избежать, будь вы благоразумнее. Если бы вы только примкнули к нам… Зажили бы как короли. Вы были избраны нами. Но вы выбрали иной путь. Путь страданий, отрицания и смуты. И сейчас у своих ног вы видите результат своего неподчинения и только.

Я теперь не чувствую ярости. Её смыли слёзы. Всё, что я ощущаю – опустошение, сожаление и вину. Острую, как клинки, вину, торчащую из моей груди, словно меня пронзили тяжёлым мечом со стальной рукоятью. Я обречена истекать кровью вечно.

Мне хочется упасть на колени до унижения и гореть пламенем от чувств, которые вскоре превратили бы меня в обугленные угольки. Чтобы ничего от меня не осталось.

– Это ещё не всё, – продолжает Тидда. – Вы должны заплатить кровью. Пройти миры и оказаться на трапезе Эдорна-Норта. А для этого вам придётся отправиться в путешествие к самой Смерти.

Её слова слабо доходят до меня. Не уверена, что я вообще придаю им хоть какое-то значение.

Мне всё равно даже в тот момент, когда меня начинают куда-то везти. Мне всё равно даже когда вокруг раздаётся что-то похожее на неразборчивые проклятья на древнем языке.

Мне связывают руки. Тугими и прочными верёвками и ведут к обрыву, к которому никогда никого не подпускали за всё то время, что я жила в доме Атталей. Он всегда был ограждён железными прутьями, и можно было лишь издалека услышать, как плещутся волны где-то там внизу. Моим глазам ничего не было видно, но Мистлок… он всегда описывал любопытной Нуре всё, что видел в водах.

Слёзы снова текут по щекам.

Сейчас никакого ограждения нет. И когда рядом со мной появляется и Керан, которого толкают вперёд, я понимаю, чего Святые хотят. Они хотят сбросить нас вниз. Вероятнее всего, мы просто разобьёмся.

Я слышу своё дыхание, волны, бьющиеся о скалы, и чувствую морской воздух, который проникает внутрь меня. Ощущаю холодный ветер, летящий снизу. А открыв глаза, вижу пучину под ногами, бездонную тьму, поглотившую землю.

– Я убью тебя.

Только этот голос возвращает меня обратно.

Я поворачиваю голову вправо и различаю лицо Керана, стоящего рядом. Огонь с зажжённого факела одного из Святых позволяет мне увидеть отражающуюся на его лице злость. Но голос у него спокоен.

– Что ты сказал? – доносится до нас откуда-то сзади раздражённый голос Микаэля.

– Я убью тебя, – повторяет Керан ровно с той же интонацией. Затем медленно поднимает голову и слегка поворачивает её в сторону, чтобы добавить, обращаясь к Тидде: – И тебя… Тебя тоже… Потом и тебя… Всех вас.

– Глупец. Неужели всё ещё надеешься на то, что проживёшь ещё хоть Луну?

– Мы переживём всех вас. Я