Совдетство. Книга о светлом прошлом - Юрий Михайлович Поляков

– А разве резину тогда уже изобрели? – ехидно удивился Пферд, сам поначалу пытавшийся рассказывать истории, но без особого успеха: красиво повторять за другими он умеет, а придумывать свое – нет.

– А чего ее изобретать – резину-то? – возразил я. – Про каучуковые деревья слыхал?

– Слыхал. Но они у нас не растут.

– Правильно. Резину доставляли из Америки.

– На чем, интересно знать?

– На коврах-самолетах, на чем же еще! Но, как импорт, стоила она дорого, не то что сегодня. Еще вопросы есть?

– Пока нет… – буркнул посрамленный Борька.

– Картавый, еще раз перебьешь – получишь в лоб, – предупредил Аркашка. – Понял?

– Понял.

…Скоро сказка сказывается, да не быстро дело делается. Ыня плутал по чащам два дня, постоянно сверяясь с картой, он первым нашел Заветный Дуб и решил перед тем, как сундук выкопать, отдохнуть чуток – и задремал.

– Что значит задремал? – возмутился Жиртрест. – Он же не пенсионер!

– А кто же тогда второй? – спросил Лемешев, тоже ревниво относившийся к моему сказительству.

– В том-то и штука… – замялся я, сообразив, что у Ыни нет соперника, а без врага всякая история выдыхается через полчаса.

– В чем же штука? – обрадовался, почуяв мою неуверенность, Пферд.

– Подошел! – рявкнул из своего угла Жаринов.

Пока Борька нехотя вставал, плелся к месту наказания и получал свой американский щелбан, в мою голову словно кто-то вбил солнечный гвоздь, я сообразил: с Ыней в одной группе должен сдавать богатырские экзамены поганый татарин…

– Что значит поганый татарин? – возмутился из угла Хабидулин.

– Ошибочка вышла! Поганый хазарин, – исправился я.

– Другое дело. А кто это?

– Хазары – это… чуваки, которым отмстил Вещий Олег, – уточнил начитанный Лемешев. – Они были неразумные. Тупые, короче говоря.

– Теперь понятно. Ври дальше! – одобрили слушатели.

– Минуточку! А как поганый хазарин затесался к русским богатырям? – удивился Козловский.

– Дурацкий вопрос… – нашелся я. – По обмену опытом.

– Каким еще опытом?

– Богатырским. У меня маман работает на Маргариновом заводе. Так вот, к ним все время то немцы из ГДР, то поляки, то венгры приезжают – опыт перенимать.

– Точно, на Клейтук монголы повадились, не знают, куда верблюжьи кости девать, – подтвердил Вовка.

– Все заткнулись! – рявкнул Жаринов, высматривая новую жертву.

А я продолжил рассказ, точнее, вернулся немного назад. Так вот, поганый хазарин тайком подмешал за завтраком в ковш с квасом отвар дурман-травы. Ыня выпил и под дубом вырубился.

– Вот сволочь! – ахнул Засухин.

Пока Ыня спал, хазарин, ориентируясь на громовый храп (картой, будучи неразумным, он пользоваться не умел), отыскал в чаще Заветный Дуб, выкопал сундук, достал богатырскую рогатку и побежал туда, где заседала экзаменационная комиссия. Они очень удивились, увидев басурманина, но делать нечего: пришлось допустить его к испытаниям по стрельбе. Добрыня отсчитал сто шагов, вбил в землю заточенный кол, на него насадил яблоко, на яблоко положил сливу, на сливу вишню, а сверху – горошину. Попадаешь в горошину – пятерка, в вишню – четверка и так далее.

– А если промажешь? – спросил Жиртрест.

– Единица без права пересдачи.

– Почему?

– Потому что не всем же Русскую землю защищать, кому-то и пахать ее надо.

– Логично, – согласился Козловский.

А я продолжил: пока одурманенный Ыня спал богатырским сном, Хазарин, потирая шаловливые ручонки, взял рогатку, встал на линию огня, прищурил глаз, но резину натянуть до упора не смог – очень уж тугая, на русскую силушку рассчитанная.

– А Григорий Новак, между прочим, еврей! – не удержался, брякнув из темноты, Пферд.

– Тогда иди сюда! – ласково позвал Аркашка.

Борька поплелся за вторым щелбаном, а я продолжил историю, разматывавшуюся передо мной, как волшебный клубок.

Ыня же тем временем проснулся, увидел, что лежит на самом краю свежей ямы, а сундук открыт и пуст. Почуял он неладное, закручинился, встал и помчался в родной Косогорск. Бежит – земля дрожит.

– Где ж ты пропадал, растяпа? – строго спросила племянника Василиса Премудрая: она приходилась родной сестрой Добростряпе.

– Закемарил, тетя, под дубом, – сознался парень, которого с детства учили говорить только правду и ничего, кроме правды.

– Позо-р-р-р! – каркнул Ворон-говорун.

– Ладно, это еще полбеды, Дуб-то он нашел. А это самое трудное. Ставим тебе, увалень, четверку. Теперь забери рогатку у этого слабака. – Добрыня Никитич кивнул на опозорившегося хазарина. – И стреляй! Да смотри не промахнись!

Ыня встал на линию огня, взял круглый камешек, легко натянул резину и сбил желудь с самой верхней ветки дуба: для начала полагался один пробный выстрел.

– С Заветного Дуба? – уточнил Засухин.

– Нет, с обычного. На Руси дубов много, включая тебя, – ответил я.

…Но вот несчастье: когда Ыня прицелился по-настоящему, он с ужасом увидел, что на горошину присел отдохнуть его лучший друг Комар-пискун. Обознаться невозможно: из-за частого употребления богатырской кровушки, тот был значительно крупнее своих сосущих собратьев.

– Как малярийный? – уточнил Ивеншев.

– Поменьше, но в своей группе очень большой.

Тут Ыня с ужасом понял, что, попав в горошину, может покалечить, даже убить друга, а кричать ему, махать руками бессмысленно – комары глуховаты от природы, так как втыкают хоботки в питательную жертву по самые уши.

– Пли! – скомандовал Добрыня Никитич.

Размышлять некогда. Ыня выстрелил и попал точно в середину вишенки, Пискуна подбросило вверх, контузило, но он остался жив.

– Четверка, – со вздохом оценила комиссия. – Не ожидали от тебя, добрый молодец! Ты сегодня просто какое-то огорчение педагогического коллектива!

А тут настал черед последнего, самого важного состязания – русской борьбы. Все были, конечно, уверены, что хазарин моментально окажется на лопатках, так как Ыня в Косогорске легко кидал через бедро даже взрослых мужиков. Но хитрый иноземец только прикидывался неразумным, чтобы притупить бдительность, он незаметно натерся рыбьим жиром, который Ыня с детства терпеть не мог, от одного запаха молодца мутило и корежило.

– Аллергия! – пояснил Лемешев.

– Что? – не понял Аркашка.

– Болезнь такая. Можно опухнуть и умереть.

– Как с похмелья?

– Вроде того.

В результате хитрый басурман все время уходил из захватов. Сожмет Ыня туловище супротивника, а тот, как банный обмылок, из рук – шнырк. Мучился, мучился парень, разозлился и так сдавил делового хазарина, что этот засушенный Геракл улетел на сто метров вверх и застрял в раскидистых ветвях дуба…

– Заветного? – уточнил Засухин.

– Заветного, заветного, на Руси все дубы заветные.

– Погоди, а с чего это он вдруг улетел? – не понял Папик.

– А ты арбузными зернышками никогда не стрелял?

– Ах, в этом смысле. Так бы и объяснил.

Когда на обед вместо компота давали арбузы, столовая превращалась в поле боя, ведь если склизкую плоскую косточку сильно сдавить большим и указательным пальцами,