Пропавшие без вести. Хроники подлинных уголовных расследований - Алексей Ракитин

Помимо текстовой части, важной самой по себе, данное послание имело ещё один компонент, на присутствие которого Коннели возлагал немалые надежды. В письмо были вложены два чистых листа бумаги точно такого же вида и размера, что и лист с текстом. Со стороны могло показаться, что пославший письмо человек намеревался написать большой текст и взял бумагу с запасом, но затем ограничился одним листочком, а остальные [дабы не выбрасывать] засунул в конверт. Но в действительности ситуация была сложнее — на обоих листах по распоряжению инспектора Коннелли невидимыми чернилами было напечатано слово «Murine». При обычном освещении оно оставалось практически неразличимым, но начинало ярко светиться в ультрафиолете. Это слово — означающее по-русски «мышиный» — не несло никакого смысла, но выполняло очень важную задачу — благодаря его присутствию оба листа бумаги становились уникальными.

Коннелли исходил из того, что Куприянова, получив через Голован письмо «похитительницы», заберёт чистые листы бумаги, дабы в дальнейшем использовать их для фабрикации новых писем от имени преступников. Слово «Murine» должно было помочь инспектору распознать подделку, вышедшую из-под пера Анны. Что тут сказать, ход был хорош — инспектор дурил голову подозреваемой, но при этом исходил из того, что и она может попытаться задурить голову ему!

Куприянова обняла Голован, расцеловала её, поблагодарила на русском языке. Непродолжительный разговор Анны и Веры, записанный скрытым микрофоном, перевёл Леон Гарроу — в этой беседе ничего интересного для следствия не прозвучало — Куприянова сказала несколько слов о том, что всем необходимо оставаться сильными, но сейчас у неё совершенно нет времени для разговора по душам, они обязательно увидятся, но чуть позже, после чего отправила подругу обратно во Флашинг.

После отъезда подруги Куприянова продемонстрировала письмо Уилльяму Парсонсу, но никакого разговора не последовало. Занимавшиеся «прослушкой» сотрудники ФБР пришли к двоякому выводу — они посчитали, что Куприянова и Парсонс либо общаются посредством написания записок, либо следуют выработанной прежде договорённости не начинать и не поддерживать важных разговоров в помещениях. Наверное, это был правильный вывод, во всяком случае ничтожные результаты «прослушки» «Лонг медоу», проводившейся уже почти 5 недель, недвусмысленно указывали на крайнюю осторожность подозреваемых.

На следующий день — 16 июля 1937 года — Анна Куприянова и Уилльям Парсонс отвезли Роя в летний лагерь для мальчиков Общества Святого Иоанна в Кингс-парке. Лагерь этот находился буквально в 10 км от от «Лонг медоу», то есть мальчик вроде бы уехал совсем недалеко от дома, однако в действительности он покидал дом навсегда. И вскоре стало ясно, что это понимал как сам Рой, так и его мать.

После оформления Роя Купера в лагерь Уилльям Парсонс и Анна Куприянова продолжили движение на запад и приехали в Нью-Йорк, где Анна поселилась в отеле. Более в «Лонг медоу» она не возвращалась за исключением нескольких дней в сентябре, о чём в своём месте ещё будет сказано.

На следующий день — 17 июля — Вера Голован вновь приехала в «Лонг медоу». Она привезла очередное письмо, адресованное Анне. Парсонс усадил женщину в свою машину и отвёз в гостиницу к Куприяновой. Последняя взяла письмо у Голован, но вскрывать при ней стала, попросив подругу уехать. Просьбу свою она мотивировала тем, что не желает, чтобы Вера оказалась втянута в опасное расследование. Сказанное прозвучало разумно, и Голован уехала, так и не узнав, что же находилось в конверте.

Проницательный читатель без труда догадается, что в конверте находилось ещё одно послание, подготовленное Коннелли от имени мифической «Мэри». В письме сообщалось о том, что автор планирует в ближайшие дни отправить Анне схему, демонстрирующую, где и как скрыто тело Элис Парсонс. «Мэри» объясняла, почему она не прислала такую схему в этом письме — потому что она не знакома с местностью, и ей необходимо свериться с картой. В письме содержались два довольно странных пассажа. Сначала «Мэри» объявляла о том, что после обнаружения трупа всё разъяснится, причём, что именно должно было разъясниться, понять было невозможно. А в конце письма она сообщала о том, что Анна больше о ней не услышит. Момент этот тоже выглядел до некоторой степени непонятным, ибо несколькими строками выше «Мэри» обещала отправить ещё одно письмо [с указанием места сокрытия трупа Элис].

Совершенно очевидно, что Коннелли умышленно придал этому письму вид корявый и не до конца понятный. Неопределённость формулировок должна была способствовать игре фантазии читателей — то есть Анны Куприяновой и Уилльяма Парсонса — и возникновению споров. Парсонс должен был добиваться от Анны разъяснений того, что происходит, Анне же, несомненно, понимавшей, что их мистифицируют, предстояло неким образом успокаивать любовника. Коннелли исходил из того, что Куприянова не сможет дать Парсонсу удовлетворительных ответов и недостаток искренности спровоцирует конфликт между любовниками. Или как минимум утрату доверия, что само по себе является прекрасным топливом для будущего конфликта.

В этом послании так же, как и в предыдущем, в конверт оказались помещены два чистых листа бумаги. На них также было нанесено невидимыми чернилами слово «Murine». Коннелли предполагал, что эти листы привлекут внимание Куприяновой и та найдёт им некое применение, а невидимое слово позволит инспектору разгадать замысел преступницы.

Надо сказать, что сотрудники ФБР, внимательно отслеживавшие все перемещения лиц, представлявших интерес для расследования, озаботились организацией «прослушки» помещений, которые Уилльям Парсонс и Анна Куприянова могли использовать для приватных разговоров. В течение последующих нескольких дней они услышали воистину эпичные рассказы Анны о том, как в холле и за завтраком в ресторане её узнают стареющие постояльцы отеля, которые бросаются к её ногам и просят… Господи Боже, о чём только они её не просили! А взамен предлагали руку, сердце, кошелёк, родовое гнездо и даже мамино подвенечное платье! Один наглец даже предложил внести в её трастовый фонд 30 тыс.$ за согласие выйти за него замуж. А другой — ну совсем безрассудный извращенец — предложил даже бОльшую сумму — целых 50 тыс.$… Ну каков хам, а-а?!

Реакция Парсонса, услыхавшего от Анны столь фантастические рассказы, поразила своей неадекватностью. Он моментально возжелал защитить Анну от преследований надоедливых стариков и заверил возлюбленную в том, что она не задержится здесь надолго — он обязательно её переселит в более подходящее и спокойное место. Инспектор Коннелии, докладывая 20 июля Директору ФБР Гуверу о результатах наблюдения за парочкой, заявил, что по-настоящему удивлён некритическим восприятием Парсонсом всего того, что говорила Анна Куприянова.

И в самом деле, трудно отделаться от ощущения, что разумный, в общем-то, мужчина в обществе своей любовницы невероятно глупел. Он словно бы лишался рассудка, будучи при этом трезвым и