Советская элита от Ленина до Горбачева. Центральный Комитет и его члены, 1917-1991 гг. - Эван Модсли

«Правды» или с выделением пенсионерам 500 млн рублей из партийных средств»[593]. Как добавил первый секретарь Свердловского обкома, решение об учреждении Бюро ЦК по РСФСР в 1989 г. было принято без учёта мнений партийных организаций республики, а большинство членов ЦК только из ежедневных газет узнало о том, что Борис Пуго освобождён от обязанностей Председателя Комиссии партийного контроля и назначен Министром внутренних дел[594]. «Только партийные чиновники утрачивают свои лидирующие роли, а рядовые члены партии никогда не обладали подобным влиянием», — утверждали рядовые делегаты на февральском пленуме ЦК 1990 г.[595]

Членам ЦК было трудно добиться того, чтобы их услышали во время пленарных заседаний, на которых выступали либо ораторы из числа штатных работников, либо те, кого внесли в список выступающих заблаговременно[596]. «Бывает сложно посоветоваться с товарищами, — сетовал инженер-железнодорожник из Москвы Юрий Лавренов, выступая на январском 1991 г. пленуме ЦК, — мы получаем все документы только по прибытии на пленум, когда трудно переварить их содержание, и в результате многие резолюции утверждаются нами практически вслепую. Нет помещений, в которых члены ЦК могли бы собраться, и у нас нет иного способа связи с партийным руководством помимо городского или областного комитета. Работа всё ещё ведётся по старинке: мы собираемся, поднимаем руки и расходимся по домам», — жаловался Лавренов[597]. Более того, пленумы оказывались крайне неэффективными. Зачастую они не были подготовлены должным образом, а их результаты были очень малы. Порой они не давали вовсе никаких результатов, жаловались члены ЦК, как, например, пленум по образовательной политике в феврале 1988 г. или пленум в июле 1987 г., посвящённый экономической реформе[598]. Мартовский 1989 г. пленум по сельскому хозяйству так же, по мнению первого секретаря Свердловского обкома Владимира Кадочникова, «…не оправдал возлагавшихся на него надежд». После него объёмы строительства объектов благоустройства на селе не только не увеличились, но даже упали. С членами ЦК даже не попытались посоветоваться перед выборами 1989 г., проводившимися по новому избирательному законодательству, также принятому без надлежащего обсуждения[599].

Вместе с тем оставалась некоторая неопределённость в отношении прав, которыми, как полагали члены ЦК, они обладают. Например, поскольку их права не были достаточно чётко прописаны в уставе, было не ясно, могут ли они призывать к ответу партийных чиновников на местах[600]. «В лучшем случае, — говорил один из членов ЦК на партийном собрании, — если они тебя уважают, то могут как-то учесть твоё мнение, но не более того»[601]. Историк Рой Медведев, избранный в ЦК в 1990 г., обнаружил, что его в течение двух месяцев просто игнорируют. Когда он пришёл в здание аппарата ЦК, чтобы узнать, что происходит, ему предложили переписать перечень возложенных на него обязанностей. «Аппарат имел обыкновение командовать членами ЦК, не имевшими собственных кабинетов во властных структурах», — заметил он[602]. Работница химического предприятия из Башкирии Галина Абельгузина жаловалась, что у неё не осталось практически никаких воспоминаний после восьмимесячного пребывания в составе ЦК. Она почти не получала информации о деятельности Политбюро или Секретариата ЦК, а комиссии ЦК, в которые она входила, собирались наспех перед самым открытием пленумов, не имея достаточно времени для полноценных дискуссий[603]. Как сообщали другие члены ЦК, выступающих на пленумах в любом случае подбирали заранее, чтобы быть уверенными в том, что они поддержат уже сформировавшуюся позицию руководства[604]. Анатолий Бузгалин, избранный в состав ЦК в 1990 г., обнаружил, что не имеет возможности выражать свои взгляды в партийной газете, и не может добиться помощи в получении кабинета в здании ЦК или в копировании нужных ему документов. По его словам, «в Центральном Комитете не было бумаги». Более того, ему не удалось добиться права проходить в здание ЦК через главный вход[605].

Члены Центрального Комитета были согласны с необходимостью большей демократизации его деятельности. Для начала следовало увеличить продолжительность его заседаний, повестку дня которых должны готовить избранные самим ЦК комиссии, а учитывая ограниченность времени, выделяемого на проведение пленумов, члены Политбюро и Секретариата должны выступать пореже[606]. Безусловно, как считал первый секретарь Волгоградского обкома Владимир Колесников, создание комиссий стало шагом вперёд, но члены ЦК, как он полагал, зачастую оказывались не в курсе идей, которые рассматриваются комиссиями. «Возьмём, к примеру, публично озвученное предложение о восстановлении автономной республики советских немцев на территории Волгоградской области, — продолжал он. — Никто не озаботился тем, чтобы хотя бы посоветоваться с нами, а вместе с тем работники центрального аппарата рассуждали так, будто решение по этому вопросу уже принято»[607]. Документы Центрального Комитета должны были бы доходить до членов ЦК своевременно, но зачастую они их получали с задержкой на два-три месяца после принятия и даже после того, как эти документы опубликовали в газетах. Члены ЦК должны были получать больше поддержки на местах, где им приходилось полагаться на добрую волю местных партийных комитетов, когда им требовался транспорт или иные ресурсы, вплоть до писчей бумаги[608]. Существовала также очевидная потребность в лучшем налаживании информационных потоков, оживлении практики рассылки писем Центрального Комитета в местные партийные организации и систематического информирования самих членов ЦК. Трудности в обмене информацией испытывали даже члены высшего руководства партии. Например, Егор Лигачёв весной 1990 г. не сумел распространить среди членов ЦК два заявления с изложением своих взглядов[609].

От членов Центрального Комитета мало зависели как их собственное членство в этом органе, так и состав высшего руководства партии, которое они номинально избирали. Напротив, зачастую они последними узнавали обо всех переменах. Например, в апреле 1989 г. их никто своевременно не предупредил о намеченном выводе из состава ЦК почти сотни его членов, которые были избраны съездом партии всего три года назад[610]. И в сентябре 1989 г. кандидаты на избрание в Секретариат ЦК узнали о своём выдвижении только накануне пленарного заседания, на котором предстояло утвердить их назначение[611]. Среди членов ЦК началось недовольство, когда были названы фамилии кандидатов, поскольку не все из них были достаточно хорошо известны, а один из кандидатов, первый секретарь Татарского рескома Гумер Усманов поднялся, чтобы объяснить, что произошло недоразумение, поскольку его никто и никогда не спрашивал, желает ли он занять пост в Секретариате ЦК (вскоре его отправили в отставку)[612]. В декабре 1989 г. первый секретарь Куйбышевского обкома партии жаловался на то, что «…на пленуме мы слышали немало слов о предстоящих