Скотленд-Ярд. Самые громкие убийства, которые расследовала полиция Лондона - Саймон Рид

Магон с его непринужденной улыбкой и кипучим обаянием отлично справлялся с новой работой. Казалось, его внутренние демоны присмирели от новообретенной стабильности. Но летом 1922 года Consols Automatic, оказавшись на грани банкротства, вынуждена была перейти под внешнее управление. Аудиторская фирма, к которой обратились для разбора финансовой отчетности компании, разрешила Джесси и Патрику остаться в штате. Но теперь требовалось, чтобы Патрик время от времени наведывался в лондонскую штаб-квартиру компании. Там-то он и встретил 38-летнюю машинистку по имени Эмили Билби Кэй[903].

Наш герой одевался как денди, отлично говорил по-французски и имел привычку цитировать классиков древнеримской литературы на языке оригинала. Эмили была высокой, стройной, спортивной женщиной. Между ними тут же вспыхнула взаимная симпатия.

— Мисс Кэй, разумеется, сознавала тот факт, что я женат, она видела мою жену и много раз говорила с ней по телефону, — заявил Магон, давая показания Сэвиджу[904].

Итак, они познакомились. Вскоре знакомство окончится кровавой бойней.

* * *

Отлично зная, что в ближайшем будущем ему почти не удастся поспать, Сэвидж сел за рабочий стол и взялся за телефонную трубку. «Я телефонировал сэру Бернарду Спилсбери, — вспоминал он, — этому принцу патологоанатомов, чьи поразительные способности обеспечили заслуженный бесславный конец для многих десятков убийц». Они договорились встретиться в роковом бунгало через несколько часов[905].

Новость о зловещей находке в коттедже просочилась за пределы полицейских кругов уже к утру воскресенья, 4 мая. Толпа зевак, любителей мрачных зрелищ, собралась на галечном пляже возле Офицерского дома.

На горизонте узенькой темно-серой полоской едва брезжил рассвет, когда прибыл Спилсбери — вместе со своей новой ассистенткой Хильдой Бейнбридж, закутанной в шубу, со шляпкой, надвинутой на лоб. Она работала архивисткой в патологоанатомическом отделении больницы Святого Варфоломея, где у Спилсбери имелась лаборатория. Эта работа пробудила у Хильды острый интерес к вскрытиям, и вскоре она удостоилась необычной «привилегии»: Спилсбери разрешил ей наблюдать за его собственной работой, которую он проводил в своем «святилище». Впечатленный любознательностью и небрезгливостью Хильды, Спилсбери взял ее к себе для расшифровки своих заметок и сопровождения во время выездов. Это было ее первое убийство. Присутствие женщины на столь ужасном месте преступления удивило зевак. В толпе пробежал шепоток — все изумленно смотрели, как Бейнбридж и Спилсбери, пройдя через калитку в каменной стене, исчезают внутри дома[906].

Кто-то догадался задернуть занавески на всех окнах, чтобы лишить толпу зрелища, которого она так жаждала. Спилсбери (его привычный ко всему нос был неуязвим к отвратительному зловонию) внимательно обследовал каждую комнату, изучив с помощью лупы каждую поверхность, осмотрев гниющие останки. Хильда следовала за ним, делая нужные записи; она сохраняла совершенно невозмутимый вид — казалось, у нее железные нервы. В гостиной патологоанатом обратил особое внимание на котлообразное ведерко для угля, поскольку именно об этот предмет (по уверениям Магона) Эмили ударилась головой, когда упала во время их ссоры.

По словам Сэвиджа, это была «довольно хлипкая штуковина». У ведерка имелись ножки, и одна из них оказалась согнута, но вообще-то не нашлось никаких признаков сильного удара, не говоря уж о тех, что остались бы после мощного контакта с человеческой головой. Спилсбери не нашел на ведерке волос или фрагментов кожи, даже в следовых количествах; обнаружил лишь два крохотных пятнышка крови. Войдя в ту спальню, где находились сундук, жестянка из-под печенья и шляпная коробка, патологоанатом поразился, увидев, как Сэвидж горстями загребает «куски гниющей плоти» — голыми руками, «словно рыбу на пристани», — и отправляет их в ведро[907].

— У вас тут что, нет резиновых перчаток? — удивился патологоанатом[908].

Заметно смутившись, детектив ответил, что в таких случаях никогда не носит перчаток — и вообще так делалось всегда. Позже он напишет в воспоминаниях: «Если мы хотели сохранить человеческие волосы, оставшиеся на одежде, либо пыль или землю, приставшие к сапогам, нам приходилось пальцами [без перчаток] снимать их и заворачивать в обрывок бумаги»[909].

— Вы сильно рискуете получить септическое отравление, — предупредил патологоанатом, указывая на кисти рук детектива, покрытые чужой кровью, как запекшейся, так и еще жидкой. — Никакому профессиональному медику, не сидящему в психиатрической лечебнице, не пришло бы в голову так делать[910].

Спилсбери мысленно пообещал, вернувшись в Лондон, пообщаться на сей счет с полицейским начальством и уведомить его о рисках, связанных с такой инфекцией. Результаты этого разговора окажут огромное влияние на полицейскую работу во всем мире.

Готовясь выполнять свою мрачную задачу, Спилсбери облачился в белый хирургический фартук и черные резиновые перчатки до локтей. При коттедже имелся обнесенный стеной садик, куда не проникало ужасное зловоние, царившее внутри. Патологоанатом установил там стол для обследования. Полицейские вынесли наружу останки — отрубленные и отрезанные фрагменты тела. Спилсбери стал составлять опись содержимого шляпной коробки, где лежали 37 кусков того, что было когда-то живой Эмили Кэй. Один кусок, отсеченный в районе правого плеча, включал в себя лопатку, часть ключицы и фрагмент кости верхней части правой руки. Другой кусок представлял собой кожу, жировую ткань и мышцы из области пупка. Остальные 35 фрагментов оказались вываренными кусками плоти, жира и мышц, определить происхождение которых было труднее[911].

Под плеск волн, доносившийся из-за стены сада, Спилсбери сунул руку в сундук и извлек оттуда «четыре крупных куска человеческого тела». Один из них, представлявший собой небольшой сегмент вагинальной стенки, нижнюю часть позвоночника и верхнюю часть бедренной кости, был явно отрезан от левой стороны таза. Другой кусок, еще соединенный с фрагментом бедренной кости, являлся «нижней частью правой половины туловища».

Правая сторона грудной области «с позвоночным столбом от уровня шестой вертикальной кости (считая от начала шеи сверху вниз) до той точки, где был отрезан таз» составляла третий сегмент, который включал в себя также грудную кость, правую грудь и «почти все левые ребра». Надавив на грудь, патологоанатом заметил, что «из соска вытекает жидкость молочного типа». Левая сторона грудной области (тоже с грудью, наполненной молоком) стала последним фрагментом этого зловещего пазла. Левая лопатка, очевидно, подверглась мощным ударам: на ней остались заметные синяки.

Когда Спилсбери соединил эти четыре куска на столе, из них составилось «почти полное» женское туловище. Наконец он обратился к еще одному вместилищу ужасов — жестянке из-под печенья. В ней лежали восьмидюймовый отрезок толстой кишки и еще один фрагмент кишечника «с нижней частью, или шейкой, матки». Спилсбери (перчатки которого поблескивали от чужих телесных жидкостей, а белый фартук покрывали пятна крови) отметил: жестянка содержит «органы грудной