Власть в погонах: Военные режимы в современном мире - Григорий Васильевич Голосов

Среди военных режимов тоже попадаются долгожители. Например, в Того режим, установленный в 1967 году Гнассингбе Эйадемой, пережил своего создателя. Нынешний президент Того – его сын, по-прежнему удерживающий власть преимущественно с опорой на силовиков. Отмеченная выше недолговечность военных режимов отчасти связана с тем, что мирная передача власти от одного диктатора к другому происходит редко, хотя тот же Того дает нам не единственный вариант такой модели. Однако гораздо чаще каждое следующее военное правительство устанавливается путем свержения предыдущего. Естественно, это ведет к смене режима, но без изменения его характера: он остается военным. В случае с другими режимами это не так. В монархиях власть обычно наследуется, а в партийных режимах передается за счет внутрипартийных механизмов, так что режим не меняется. Впрочем, эти обстоятельства лишь частично объясняют недолговечность военных режимов. В других причинах нам еще предстоит разобраться.

Хронологическое распределение военных режимов представлено на схеме 1. Принимая во внимание, что в 1945–1959 годах военные режимы были сравнительно редким явлением и их общее число почти не менялось, я взял за исходную точку 1960 год. Как мы видим, количество военных режимов начало резко возрастать в 1963 году и росло почти непрерывно до 1978 года, когда достигло пика. Причины этой динамики ясны из таблицы 2: в первой половине 1960-х годов началась лавина военных переворотов в двух основных регионах их распространения, Африке и Латинской Америке.

Это произошло по разным причинам. В Африке в начале того десятилетия просто резко выросло число независимых стран, и лидеры многих их них, зачастую оказавшиеся у власти еще в условиях колониализма, были уязвимыми по отношению к собственным силовикам. В Латинской Америке череда военных переворотов была обусловлена фундаментальными социальными противоречиями, которые накапливались десятилетиями и нашли свое массовое проявление в 1960-х годах, когда левые силы, ранее игравшие там довольно скромную роль, внезапно стали восприниматься как главная угроза существующему порядку. Военные обычно вступали в игру на стороне традиционных собственнических элит, хотя уже в конце 1960-х в некоторых странах они заняли противоположную сторону. Политические процессы в Латинской Америке были бурными. Неслучайно ее называли тогда пылающим континентом.

Соответственно, и сокращение числа военных режимов, почти непрерывно наблюдавшееся с 1979 года, было обусловлено преимущественно политической динамикой в этих двух регионах. Сначала произошла серия демократических перемен в Латинской Америке, так что военные диктатуры, которые в середине 1970-х охватывали почти весь регион, практически сошли на нет. На схеме это видно не очень наглядно, потому что в Африке продолжались военные перевороты. Однако в конце 1980-х годов крах Советского Союза, политическую модель которого имитировали многие африканские военные диктатуры, а также рост глобального влияния и престижа демократий привели к тому, что и в Африке военные диктаторы начали в массовом порядке уступать власть гражданским выборным правительствам. Это и создало лавинообразный эффект, наблюдавшийся в 1990–1996 годах. По этим причинам (а также по другим причинам международного характера, которые я вкратце упоминал во введении) общее число военных режимов резко сократилось, так что в 2010 году их было почти столько же, сколько и в 1960-м. И это с учетом того, что количество независимых стран за 50 лет значительно возросло.

Схема 1. Хронологическое распределение военных режимов, 1960–2010 годы

Хотя за последние полтора десятка лет общее число военных режимов несколько увеличилось, они остаются сравнительно редким явлением, наблюдающимся исключительно в странах «глобального Юга». Но это не значит, что у военных диктатур нет будущего. «Новый мировой беспорядок» привел к ослаблению международных механизмов предотвращения военных переворотов. Политику отдельных стран мира продолжают дестабилизировать непреодоленные последствия финансового кризиса 2007–2008 годов и пандемии COVID-19. А нестабильность влечет за собой политические исходы, выходящие за рамки рутины. К их числу как раз и относится установление военного режима.

Глава 3

Как предотвращают военные перевороты

3.1. Либеральная модель гражданского контроля

Нам предстоит разобраться с базовой механикой военного режима, начав с события, которое обычно приводит к установлению такого режима: военного переворота. Но по большому счету первый вопрос, на который необходимо ответить, – почему военные воздерживаются от захвата власти, когда могут это сделать. В связи с этим уместно вспомнить исторический анекдот об американском гангстере Вилли Саттоне, у которого поинтересовались, почему он грабил банки. Он будто бы ответил: «Потому что там деньги». А обладание властью всегда сопряжено с выгодой. Правда, она и сама по себе способна доставить удовлетворение многим представителям нашего биологического вида, в генезисе которого решающую роль сыграла фаза стайного хищничества. Но не всем людям это свойственно, отчасти из-за постепенного изживания стайных инстинктов, а отчасти потому, что другой стороной совместной деятельности является добровольная дружеская кооперация (об этом можно прочитать у Петра Кропоткина). К тому же политическая власть – лишь один из видов доминирования; альтернативных способов извлекать из него удовольствие более чем достаточно. Поэтому прагматический аспект важнее.

Конечно, вышеупомянутый гангстер мог бы дополнить свой лаконичный ответ тем, что у него был кольт, с которым грабить банки сподручнее. Силовики, будучи представителями корпораций, которым ношение оружия и его использование не просто позволено, а вменено в обязанность, могут применить его для захвата власти, а у многих других общественных групп такой возможности нет. Но подобно тому, как грабежи банков в большинстве стран не слишком распространены, поскольку пресекаются властями, военные перевороты тоже происходят не очень часто. Многие общества разработали механизмы предотвращения вмешательства военных в политику. Эти механизмы описываются термином «гражданский контроль над армией». В самом широком смысле их можно охарактеризовать с помощью типологии, с теми или иными модификациями представленной в сочинениях большинства ведущих исследователей роли военных в политике (например, в исследованиях Эрика Нордлингера). Основных моделей три: традиционная, либеральная и «модель проникновения».

Традиционную модель здесь я затрону лишь вкратце, поскольку она уже была описана в этой книге. Она состоит в том, что военная корпорация вовсе не выделена из состава правящего класса или выделена слабо. Военным нет нужды захватывать власть, потому что они и так у власти. Процесс модернизации исключает эту модель просто за счет того, что делает неизбежным профессиональное обособление военных, их существование как группы, пусть и принадлежащей по-прежнему к правящему классу, но отстраненной от ведущей роли в принятии политических решений. Эти решения принимают политики.

Название «либеральная модель» не слишком точное. Оно отсылает к тому обстоятельству, что такая модель шире всего используется в либеральных демократиях. Однако и те авторитарные режимы, которые не принадлежат к числу монархических и партийных, но при этом сохраняют власть в руках гражданских политиков (например, электоральные авторитарные режимы), практикуют весьма близкий подход к гражданскому контролю над армией. В общем-то связь между демократичностью политического режима и ролью вооруженных сил не может быть прямой, потому что армия по своей природе не является демократическим институтом. По этому поводу процитирую Ричарда Кона: «Вооруженные силы являются одним из наименее демократических институтов в истории человечества. Военные обычаи и процедуры по своей природе противоречат индивидуальной свободе и гражданской свободе, высшим ценностям в демократических обществах. Военные авторитарны, в то время как демократическое общество основано на консенсусе или участии. Один из этих порядков иерархический, другой же, по сути, эгалитарный. Один настаивает на дисциплине и послушании, подчиняя личные потребности и желания группе и ее миссии или цели, другой же – индивидуалистический, стремящийся достичь наибольшего блага для наибольшего числа людей, поощряя следование индивидуальным потребностям и желаниям в экономической и личной жизни».

Неудивительно, что отцы-основатели одной из старейших и, безусловно, самой долгоживущей демократии в мире – США – относились к самой идее о создании постоянной армии с глубокими опасениями. С их точки зрения, постоянная армия (то есть не подлежащая роспуску в мирное время) служила бы источником постоянной угрозы для демократии. Но и отказаться от такой армии Соединенные Штаты не могли, потому что внешние