Политические сочинения. Том IV. Политические опыты - Герберт Спенсер

отказываться не от своих должностей, а от законопроектов, неугодных парламенту. Попытаемся теперь представить себе общий результат такой реформы. Министерство, утратив возможности проводить меры, не одобряемые оппозицией и многими из собственных его сторонников, окажется в состоянии осуществлять лишь такие мероприятия, которые одобряются большинством народного представительства, причем парламентское большинство будет каждый раз составляться из различных партий или, пожалуй, даже из различных подразделений. Позволительно заключить, что при таких условиях будут проводиться только законопроекты, которые, по всем вероятиям, снискали бы одобрение и самих избирателей. Министерство, облеченное властью выполнить определенную задачу, согласующуюся с желанием народа, окажется не в силах злоупотреблять потом этой властью для достижения целей, вовсе неугодных народу. Иначе сказать, министерство сделается тогда не господином парламента и народа, как это сплошь и рядом практикуется теперь, а их слугой, что, впрочем, будет вполне сообразовываться и с первоначальным смыслом слова «министр»[131].

В настоящее время то, что англичане хвастливо называют политической своей свободой, заключается в возможности выбирать себе деспота или же группу олигархов, а затем заменять этих насильников другими деспотами или же другой группой олигархов, после того как первая группа вызовет дурными своими поступками достаточно сильное общее недовольство. Тем временем «свободные сыны Альбиона» вынуждены подчиняться хотя бы даже самому нелепому и несправедливому произволу деспотов, находящихся у кормила правления. Стоит только отменить установившийся условный обычай и выработать у народных представителей убеждение, что каждый из них может подать голос против правительственного законопроекта, нисколько не подрывая этим устойчивости министерства, и вся нынешняя столь вредная система исчезнет бесповоротно. Народ будет тогда сам издавать для себя законы через посредство представителей, посылаемых ими в парламент.

Что прикажете делать, однако, если каждый избирательный округ предписывает своим представителям повиноваться вождю партии? Здесь мы приходим, так сказать, к поверочному испытанию собственной нашей политической зрелости. Возможность находить кандидатов, соглашающихся связать себя программой партии, и стремление искать таких кандидатов одинаково свидетельствуют о том, что большинство англичан еще не доразвились до настоящих свободных институтов и приспособились лишь к таким порядкам, при которых деспотизм от времени до времени обуздывается свободой. Что касается до свободы в истинном значении этого слова, предоставляющей каждому возможность пользоваться для всех видов жизненной деятельности простором, который ограничивается лишь необходимостью уважать такую же свободу и у других, то ее понимают у нас в Англии лишь немногие. Примеры такого заурядного непонимания истинной свободы встречаются у англичан чуть ли не на каждом шагу. Владельцы паев акционерного общества, образовавшегося для точно определенных целей, считают себя обязанными вследствие решения, постановленного большинством двух третей всего числа акционеров, стремиться к совершенно иным целям. Они как будто бы не замечают производимого над ними насилия, не усматривают, что лицо, заключившее договор, ни в каком случае не обязано выходить из рамок этого договора и что всякое принуждение к этому несправедливо. Плательщики податей, которые, выбрав членов земской управы для выполнения определенных административных функций, считают себя обязанными платить добавочные налоги, устанавливаемые этой управой, чтобы выполнить предприятия, о которых они сами никогда не думали, – например, чтобы провести какой-нибудь канал, – явно не понимают, в чем именно заключается сущность свободы. То же самое надо сказать и о рабочих, которые, вступая в союзы, отказываются от права входить по собственному усмотрению с хозяевами в сделки и предоставляют вождям союзов решать, когда именно надлежит работать или же прекращать работу. Очевидно, здесь нет достаточно ясного понятия о неотъемлемом и присущем каждому человеку праве эксплуатировать свои способности наиболее выгодным для себя образом и пользоваться ими, как заблагорассудится. При таких условиях совершенно естественно, что уполномоченные избирателей, имеющих лишь туманное представление о свободе и не выработавших у себя сколько-нибудь сильной внутренней в ней потребности, оказываются способными подчиняться произволу партии и высказываться при голосованиях за такие меры, которые им самим кажутся вредными. В настоящее время не только не усматривается никакой вероятности улучшения этого порядка вещей, но даже, напротив того, следует, по-видимому, ожидать в нем дальнейшего ухудшения. Действительно, обнаруживающееся теперь в Англии ретроградное стремление к воинственному социальному типу неизбежно сопровождается усилением авторитета власти, а не ослаблением такового.

XXIII

Санитарное дело в теории и на практике[132]

Почти позабытый уже инцидент послужит мне теперь поводом высказать относительно образа действий наших хранителей общественного здравия некоторые соображения, лежавшие под спудом чуть ли полстолетия. Инцидент этот произошел за обедом у одного из моих приятелей, который давно уже скончался, не оставив после себя потомства. Приятель этот, Ф. О. Уард, принимал тогда деятельное участие в санитарной агитации и, по-видимому, помещал иногда в «Таймс» передовые статьи по поводу водоснабжения и по другим вопросам, относящимся до общественной гигиены. Он был восторженным сторонником правительственного вмешательства в санитарное дело и вскоре нашел случай свести разговор на любимую свою тему, причем отозвался с величайшей похвалой о своем друге Эдвине Чэдвике, стоявшем во главе агитации в пользу такого вмешательства. Особенно похвальной находил Уард непреклонную стойкость, с которой Чэдвик руководил необходимыми для достижения его целей обширными статистическими исследованиями. Если ему надо было заручиться по какому-либо пункту своей программы фактическими доказательствами, он поручал кому-нибудь навести на месте справки и представить соответствующий доклад. В случае неудовлетворительности результатов, полученных докладчиком, Чэдвик давал то же самое поручение другому лицу и успокаивался, лишь заручившись в конце концов желанным «фактическим» доказательством. Уард рассказывал все это, по-видимому, не сознавая, какие невыгодные заключения можно было бы вывести отсюда касательно точности статистических данных, помещенных в правительственные «Синие книги». Он откровенно разоблачал способы, с помощью которых доказывают якобы точными статистическими данными, какое угодно положение, отбрасывая все факты, которые идут с этим положением вразрез. Впоследствии я имел два раза случай проверить целые вороха официально собранных статистических данных и оба раза убедился, что предвзятые воззрения лиц, собиравших эти данные, совершенно исказили их характер.

В числе нынешних моих соотечественников немногие лишь могли бы теперь припомнить, до какой степени была распространена в начале 1850-х годов весьма естественная и казавшаяся по наружности вполне правдоподобной гипотеза о том, что всевозможные заразные горячечные болезни порождаются неприятными запахами: миазмами и зловониями. Отвратительные запахи разлагавшихся органических веществ считались тогда или носителями болезнетворных зародышей, или же непосредственными причинами заразных болезней. Грязные кварталы, заселенные бедным людом и служившие очагами разных эпидемий, обыкновенно отличались зловонием, обусловленным уличной грязью, кучами всевозможных отбросов и недостаточностью мер, принимавшихся к удалению нечистот. Вышеприведенное объяснение связи между зловонием и частыми заболеваниями как будто навязывалось тогда само собой. По обычному способу рассуждения, при