Оружие слабых. Повседневные формы крестьянского сопротивления - Джеймс С. Скотт

и минимальную гуманность, которые вдохновляют на борьбу её акторов, то чего же ещё, спрашивается, она способна достичь? Этот пессимизм, увы, является не столько предубеждением, сколько, полагаю, реалистичной оценкой судеб рабочих и крестьян в большинстве революционных государств – судеб, повергающих в уныние при их сопоставлении с революционными обещаниями[637]. Если до появления таких государств революции были редким событием, то теперь возможность такого сценария представляется почти закрытой – и это обстоятельство даёт ещё больше оснований уважать, а то и чествовать оружие слабых. Тем больше оснований видеть в упорстве самосохранения – в насмешках, язвительности, иронии, мелких актах неподчинения, волоките, притворстве, стойкой взаимопомощи, неверии наставлениям из уст элит, постоянных и мучительных попытках не поддаваться превосходящим силам противника – тот дух и те практики, которые предотвращают худшее и дают надежду на нечто лучшее.

Приложение А

Справка о населении Седаки в 1967–1979 годах

Несмотря на рост населения Седаки, необходимо сразу же отметить, что количество жителей деревни увеличилось существенно меньше, чем предполагают темпы естественного прироста. Если бы динамика складывания новых домохозяйств соответствовала естественному приросту населения, то к 1979 году в Седаке было бы около 83 домохозяйств, тогда как фактические темпы роста их количества были почти вдвое ниже. В этом выводе нет ничего нового или удивительного[638]. На протяжении определенного времени с территории рисовой равнины Кедаха происходил отток населения[639], связанный как с продолжительным бумом в экономике Малайзии в целом и экономике её городов в частности, так и с отсутствием обнадёживающих перспектив для детей арендаторов и мелких землевладельцев даже в условиях двойных урожаев. Исход этой категории населения деревни замедлил регрессивные процессы в локальной экономике, но едва ли повернул их вспять.

Помимо отъезда молодёжи – процесса, попросту уменьшающего количество людей в уже существующих домохозяйствах, – начиная с 1967 года 14 домохозяйств в Седаке прекратили своё существование.

Шестеро семей банально умерли в полном составе[640], а ещё восемь домохозяйств покинули деревню. Четыре из них купили рисовые земли за пределами Седаки, сдав в аренду или продав свои земли в деревне. Три из этих четырех семей приобрели земли в Себеран-Пераке, одном из последних районов «рисового пограничья», где ещё можно купить подходящие участки по разумной цене и расчистить их для обработки. Для такой формы мобильности требовались капитальные активы: одна из указанных семей владела в Седаке десятью релонгами земли, другой принадлежало шесть релонгов, а ещё одна арендовала не менее 15 релонгов. К группе зажиточных семей не относилось лишь одно домохозяйство, у которого было два релонга. Остальным четырём из восьми уехавших семей посчастливилось попасть в программы переселения на государственные плантации (ранчанган). Привлечённые заверениями высоких будущих доходов, они уехали из Седаки, причём три из четырёх указанных семей смогли договориться, чтобы в эти программы также приняли одного или нескольких их братьев. Опять же, по меркам деревни это были отнюдь не бедные семьи. Одной из них принадлежали магазин и небольшая рисовая мельница, двое других имели в собственности почти по пять релонгов земли, а последняя, хоть и владела всего одним релонгом, но, по утверждению жителей деревни, была довольно обеспеченной. Из одиннадцати человек, успешно прошедших отбор для программ переселения, фактически почти две трети относились к верхней половине населения деревни по распределению доходов[641].

Парадокс заключается в том, что подобные переселенческие схемы направлены на помощь деревенским беднякам, но, как и очень многие другие государственные программы, приводят к совершенно противоположным результатам. Чтобы понять, почему так происходит, не надо теряться в догадках. Доходы, которые обещают переселенцам, достаточно высоки, чтобы такие программы были привлекательны для сыновей даже самых богатых жителей деревни. Для подачи заявления требуется совершить как минимум две поездки (обычно в штат Паханг, находящийся на приличном расстоянии от Седаки) и собрать ряд документов, для получения которых, как правило, нужно давать взятки. Отбор для участия в переселенческих программах сопряжен со значительными издержками, и даже если бедные соискатели прилагают усилия, их шансы на успех ниже – по меньшей мере по двум причинам[642]. Во-первых, они с меньшей вероятностью соответствуют требуемым стандартам грамотности, поскольку родители, скорее всего, забрали их из начальной школы в малолетнем возрасте. А во-вторых, они с меньшей вероятностью обладают политическими связями, от наличия или отсутствия которых нередко зависят успех или неудача всего предприятия.

Деревню покидают и богатые, и бедные, но то, как именно это делается, принципиально отличается. Бедные, как правило, уезжают в индивидуальном порядке – так поступают сыновья и (реже) дочери из семей с мрачными жизненными перспективами в деревне. За редким исключением селян, получивших среднее образование, они отправляются на заработки в город, где устраиваются разнорабочими или на стройки, либо в случае молодых женщин – домашней прислугой или на фабричные работы. Что же касается состоятельных селян – если они вообще уезжают, – то зачастую деревню покидает целая семья, перебираясь на купленную ею землю или на участки, выделяемые по программам переселения. Иными словами, бедные уезжают, пополняя ряды пролетариата, а богатые – как имущая, пусть и мелкая буржуазия.

За последний примерно десяток лет в Седаке появилось в общей сложности 28 новых семей. 13 из них возникли в рамках естественного процесса формирования новых семей, включая шестерых сыновей жителей деревни, которые женились и создали самостоятельные домохозяйства, и семерых дочерей жителей деревни, чьи мужья перебрались в Седаку и создали здесь новые домохозяйства. Ещё десять семей переехали сюда, поскольку отец мужа или, реже, жены владел в деревне землей (хотя проживал в каком-то другом месте), которую могли арендовать супруги. Таким образом, в 23 случаях появление новых домохозяйств в Седаке было связано с сочетанием таких факторов, как наличие родственников и доступ к земле (арендованной или унаследованной). Родственные связи в этом контексте имеют решающее значение лишь потому, что обеспечивают доступ к сельскохозяйственным землям. В малайском обществе отсутствуют неукоснительные правила, регламентирующие, должна ли новая семья жить рядом с родителями мужа или жены, поэтому можно с уверенностью утверждать, что почти во всех 23 случаях выбор делался в соответствии с тем, какая сторона могла предоставить больше земли для выращивания риса. Два из оставшихся пяти домохозяйств – это семьи наемных работников в чистом виде, имеющие только участок под их домом на территории деревни, а ещё три относятся к особым случаям[643].

Экономическое положение этих новых домохозяйств позволяет, если можно так выразиться, заглянуть в прошлое десятилетие. Несмотря на то, что появление почти всех новых домохозяйств в Седаке