Государство и право. Как развивалась наша страна с IX до XX века - Павел Владимирович Крашенинников

обнаруживали, что эти начала клином врезаются в наши старые законы, построенные на совершенно иных началах. Нам приходилось строить на почве, которая сплошь загромождена старыми… корнями»[1073].

После разгона первой Государственной думы он подписал Выборгское воззвание, за что получил тюремный срок (провел три месяца в тюрьме) и запрет заниматься политической деятельностью.

В 1907 году Новгородцев вернулся в Московский университет, из которого был изгнан за подписание Выборгского воззвания, и читал лекции в должности приват-доцента.

В начале 1907 года российскими предпринимателями был создан Московский коммерческий институт. Власти поддержали создание такого высшего учебного заведения для распространения экономического, коммерческого и юридического образования. Почетным председателем попечительского совета института был избран С. Ю. Витте, Новгородцев был назначен первым директором. Павел Иванович возглавлял институт до 1917 года. Впоследствии институт был национализирован, с 1919 года его возглавлял ученик Новгородцева и Шершеневича Дмитрий Михайлович Генкин. Сейчас вуз называется Российский экономический университет имени Г. В. Плеханова.

Научное наследие Новгородцева тесно связано с теорией возрождения естественного права.

«Мысль человеческая имеет это свойство жить не только в настоящем, но и в будущем, переносить в него свои идеалы и стремления, и в этом смысле естественно-правовые построения являются неотъемлемым свойством нашего духа и свидетельством его высшего призвания. Общество, которое перестало бы создавать идеальные построения, было бы мертвым обществом; эти построения каждый раз показывают, что в нем есть дух жив, есть движение нравственного чувства и сознания»[1074].

Эти «идеальные построения», как правило, принимают форму социальных утопий, которые содержат в себе непримиримое противоречие. Для того чтобы идеальная организация общества смогла существовать, необходимо придать ей правовую форму. Однако юридическая формализация утопии невозможна хотя бы потому, что последняя содержит в себе такое количество необоснованных допущений и произвольных аксиом, что первые же попытки переложить их на юридический язык приводят к глубокому разочарованию, и общественная мысль неизбежно начинает искать новые идеалы[1075].

Павел Иванович был убежден в первичности правосознания по отношению к государству и законодательству. Причем законодательство по определению несовершенно. Стремясь защитить свободу личности, оно вынуждено эту свободу ущемлять. Законодательство – лишь некоторое приближение к праву, «квазиправо» или «недоправо»[1076].

В природе, отмечал Новгородцев, не существует окончательных решений. Невозможно преодолеть все социальные противоречия, и реальное устройство общества есть результат компромисса[1077]. «И подобно тому как постепенно человек свыкается с тем, что видимый им физический горизонт есть не более как иллюзия, что за этим мнимым пределом простирается бесконечность, так должен свыкнуться он и с тем, что такой же иллюзией является и мыслимый им моральный горизонт и что за этим кажущимся пределом исканий лежит бесконечность усилий и действий»[1078].

Но есть ли в этом изменчивом мире хоть что-то неизменное, за что человек должен всегда держаться? По мнению Павла Ивановича, краеугольным камнем человеческого идеала должна быть ценность человеческой личности. Любая правовая или политическая система должна строиться на базе защиты прав и свобод человека в той мере, в какой это соответствует современному общественному идеалу. Наиболее подходящей формой такой правовой системы является правовое государство[1079].

Коренное противоречие современных ему либеральных утопических воззрений на идеальное государство Новгородцев видел в невозможности гармоничного сочетания равенства и свободы, в то время как европейская мысль была уверена в возможности демократической процедуры, которая позволила бы выявить народную волю, т. е. в действительности волю каждого гражданина[1080]. Вместе с тем ни одна правовая процедура, включая всеобщие и равноправные выборы, неспособна эту самую народную волю выявить.

Население в массе своей политически индифферентно, пассивно, не имеет никаких устойчивых убеждений. Общество может смутно угадывать некий идеал, но не может выразить его:

«Лишь небольшая часть взглядов, которыми располагает средний человек, когда он идет подавать свой голос, выработана им самим; достаточно сделать опыт ознакомления с выражением общественного мнения, чтобы убедиться, как однообразны мнения во всех классах народа, как мало в идеях каждого индивидуального и самостоятельно выработанного и как мало прочности и существенного содержания в политических и социальных воззрениях девятнадцати человек из двадцати»[1081].

На самом деле «воля народа» определяется точкой зрения небольшой, но активной части общества, способной навязать ее большинству. Это прежде всего власть, общественные объединения, в основном партии, средства массовой информации, активно влияющие на общественное мнение[1082]. «Каждый из органов, претендующих на выражение общественного мнения – и на это следует обратить особенное внимание, – всегда, если разобрать вопрос по существу, исходит не из того, каково есть общественное мнение, а из того, каким оно должно быть. Говоря от имени народа или общества, всегда мысленно построят эти понятия, причем основаниями для этого построения являются, с одной стороны, известные принципы и цели, а с другой стороны, предположение о том сочувствии, которое эти принципы и цели могут встретить в общественных кругах»[1083]. Здесь стоит вспомнить слова Экзюпери «мы в ответе за тех, кого приручили». Поэтому государство не может ограничиваться лишь констатацией прав и свобод гражданина, если они не обеспечены политически и материально, ибо не может быть речи о правовом равноправии, когда для многих стоит вопрос об элементарном физическом выживании[1084].

Только тогда, когда правительство исполняет свои социальные функции, общественный строй может гарантировать свободу каждому в подлинном понимании этого слова[1085].

Иногда ради этого можно даже пожертвовать другими важными правами – например, неотъемлемым правом на частную собственность, если она в сложившихся обстоятельствах мешает утверждению свободы личности. «Ревнители старой догмы, исходившие из принципа священной и неприкосновенной собственности, нашли бы и в этой постановке вопроса извращение идеи права. Но правосознание нашего времени выше права собственности ставит право человеческой личности и, во имя этого права, во имя человеческого достоинства, во имя свободы, устраняет идею неотчуждаемой собственности, заменяя ее принципом публично-правового регулирования приобретенных прав с необходимым вознаграждением их обладателей в случае отчуждения»[1086].

Во время Первой мировой войны Новгородцев активно участвовал в общественной деятельности, занимая должность товарища председателя экономического совета при Главном комитете Всероссийского союза городов. В 1916 году он стал московским уполномоченным Особого совещания для обсуждения и объединения мероприятий по обеспечению топливом. Обычно на эту должность назначали губернаторов, и только в Москве эту службу возглавил профессор права, который справился с этой обязанностью весьма успешно: в Москве никогда не было проблем с дровами, не то что в Петрограде. В итоге вместо председателя дровяной секции Петрограда, министра внутренних дел Протопопова, был назначен Новгородцев, который раз в месяц приезжал в Петроград на заседания. «Вместо анекдотов о дворцовой жизни и