Власть в погонах: Военные режимы в современном мире - Григорий Васильевич Голосов

правительство обвиняется в управленческой некомпетентности, поэтому требуется сменить его на более компетентное. Однако военным сложно сформулировать свои претензии к властям в таком широком ключе, ведь тогда нужно объяснить, почему именно они больше подходят для решения проблем страны. Понятно, что гражданские политики и бюрократы при всех их недостатках все же профессиональные управленцы. Следовательно, заменить их надо на управленцев получше, а вовсе не на военных, которые если и могут выступить в таком качестве, то лишь в весьма узкой и специализированной сфере. Конечно, военные могут обвинить своих предшественников у власти в том, что их ошибки стали следствием неверной стратегии развития страны. Но тогда надо предъявить обществу альтернативный подход, а это уже программная мотивация.

Поэтому военные обычно формулируют исправительные мотивы своего прихода к власти довольно узко. Во-первых, они могут апеллировать к восприятию их людьми как бескорыстных, честных и готовых к самопожертвованию защитников отечества, которые, в отличие от предшественников у власти, во главу угла ставят общественные интересы, а не личные или групповые. Тогда в центре исправительной мотивации оказывается тема коррупции, продажности правящих кругов. Во-вторых, военные могут довольно убедительно претендовать на то, что они лучше других умеют решать те проблемы, которые требуют применения военной силы. Это проблемы национальной безопасности, как внешней, так и внутренней. Если есть возможность убедительно показать, что действующее руководство неспособно их решать, то шансы военных на то, что их действия по захвату власти встретят понимание общества, резко возрастают.

В предыдущей главе мы уже видели, что тема коррупции – обычная в риторике организаторов военных переворотов. Обвинения предыдущего режима в коррупции настолько часты, что трудно подобрать примеры, опровергающие это правило. Но такие примеры есть. Скажем, чилийские военные не обвиняли Сальвадора Альенде в казнокрадстве, это прозвучало бы слишком абсурдным. Однако само отсутствие обвинений в коррупции или их относительную маргинальность можно рассматривать как косвенное указание на то, что основная мотивация переворота – программная.

Так было, например, в Греции, где основным официальным оправданием произошедшего в 1967 году военного переворота послужило предотвращение «коммунистического заговора», который, по утверждению организаторов мятежа, проник во все поры греческой бюрократии, научной среды, прессы и даже самой армии, так что только решительные действия со стороны «здоровой» части вооруженных сил могли предотвратить переход страны под власть коммунистов. Это мы еще рассмотрим подробно. Но и в Греции программная риторика все же включала в себя антикоррупционный компонент: по мнению организаторов переворота, продажность консервативных и умеренно левых политиков старой формации усугубляла коммунистическую угрозу. Сходным образом бразильские военные, захватив власть в 1964 году, в качестве основного аргумента приводили необходимость противостояния росту «коммунистического влияния» в стране, но и коррупция правящих кругов заняла некоторое место в пропагандистском репертуаре нового режима.

Чаще всего тема коррупции играет в официальных обоснованиях военных переворотов центральную роль. Даже режимы, которые в дальнейшем предъявляют обществу свои программные цели, обычно начинают с этой темы, указывая на коррупцию как на проблему, подлежащую первоочередному решению. Это относится и к военным режимам, которые вполне могли бы оформить свои претензии к свергаемым политикам в идеологических терминах. Например, военный переворот 1977 года в Пакистане, в результате которого диктатура генерала Мухаммеда Зия-уль-Хака сменила демократически избранное правительство премьер-министра Зульфикара Али Бхутто, с очевидностью преследовал классовые цели и поэтому укладывался в обычную логику противостояния между правыми и левыми. Левоцентристское правительство Бхутто пыталось проводить реформы, вызывавшие глубокое недовольство экономических элит. Тем не менее основные претензии военных к правительству сводились именно к коррупции и неспособности властей поддерживать порядок в стране.

Особенно часто коррупцию называли в качестве главного мотива переворотов в африканских странах. На это есть объективная причина: в Африке проблема коррупции стоит очень остро. Я не могу предложить здесь всестороннее объяснение этого феномена, но основные обстоятельства все же следует назвать. Прежде всего это колониальное наследие. Современные административные структуры в подавляющем большинстве стран Африки были созданы колонизаторами. Однако заимствование западных бюрократических практик было далеко не полным. Сами структуры внешне напоминали оригинал, но были лишены ключевого элемента, присутствовавшего в колониальных державах: политического контроля над бюрократией.

Поскольку собственных политических систем в странах Африки на момент формирования их управленческих аппаратов не было, а для колонизаторов проблема местной коррупции являлась менее важной, чем другие проблемы политического и экономического характера, связанные с движением этих стран к независимости, африканские бюрократы изначально оказались в весьма благоприятных условиях для казнокрадства. Пока в их распоряжении были ограниченные ресурсы, это не составляло большой проблемы. После завоевания независимости африканские политики и бюрократы получили полный контроль над своими государствами, и это создало условия для широкомасштабной коррупции. Она и по сей день остается проблемой. В двадцатке стран, замыкающих список «Индекса восприятия коррупции» за 2023 год, 10 мест занимают страны Африки.

Второй фактор – экономический. Он связан со структурой народного хозяйства африканских стран и тоже во многом обусловлен колониальным наследием. Когда в Африку пришли европейские державы, то нашли там довольно отсталые общества, многие из которых жили за счет натурального хозяйства. Какая-то часть африканцев и сейчас так живет. Но, стремясь к собственной выгоде, колонизаторы развивали в Африке ориентированное на экспорт производство, обычно аграрное. Это привело к формированию монокультурных аграрных экономик, занимающихся экспортом отдельных видов сельхозпродукции: какао-бобов, орехов кешью, арахиса и т. д.

Сельскохозяйственные продукты скупались за бесценок у производителей (или изымались иными способами), а затем реализовывались на международных рынках. На обоих этапах необходимо участие как торгово-посреднической буржуазии и обслуживающих ее профессионалов, так и чиновников наряду с местными вождями, которые во многих странах Африки по-прежнему являются монархами. Логика монокультурной экономики такова, что все эти группы переплетаются в силу значительной общности их интересов. Проще говоря, монокультурная экономика создает благоприятные условия для коррупционной ренты.

Настоящий рай для коррупционеров – экономика, основанная на экспорте полезных ископаемых. Тема «нефть и коррупция» всесторонне раскрыта в российской литературе, от научной до публицистики, и останавливаться на ней здесь нет нужды. Ограничусь примером. Нигерия – один из крупнейших в мире экспортеров нефти. История страны буквально пестрит эпизодами вмешательства армии в политику. Военные перевороты происходили в 1966 году (дважды), в 1975, 1983, 1985, 1993 и 2010 годах, а наиболее заметные неудачные попытки переворотов – в 1976 и 1990 годах. К этому надо добавить не поддающиеся строгому счету раскрытые военные заговоры.

Главной мотивацией всех этих переворотов была борьба с коррупцией правящих кругов. В частности, это значит, что одни режимы, приходившие к власти под предлогом борьбы с коррупцией (в том числе несколько военных), сменялись другими, а эта цель все так же оставалась первоочередной. Очевидно, что проблема не решалась. Собственно, Нигерия и сейчас находится в «Индексе восприятия коррупции» на отнюдь не почетном 145-м месте из 180. Следует, впрочем, отметить, что на четвертом месте в индексе находится Норвегия, и это показывает, что при стабильно функционирующих демократических институтах изобилие ископаемых ресурсов может и не стать причиной всеобъемлющей коррупции. Но когда на Норвегию обрушились сверхдоходы от газового экспорта, она уже была одной из старейших европейских демократий.

Более подробно рассмотрю случай еще одной африканской страны, Ганы. Сельское хозяйство страны, ориентированное на экспорт монокультуры – какао-бобов, в большой степени было унаследовано у колониальной эпохи. Но у Ганы есть и значительные минеральные ресурсы, в том числе она экспортирует сырую нефть и золото (которому Гана обязана своим прежним названием Золотой Берег). Это довольно богатая по африканским меркам страна, и коррупционерам там есть чем поживиться. История вмешательства военных в политику в Гане даже богаче, чем в Нигерии: по оценке местного исследователя, между 1961 и 1985 годами Гана пережила 17 подобных инцидентов, включая пять успешных переворотов, столько же безуспешных и семь задокументированных военных заговоров. Как и в Нигерии, один коррупционный режим сменялся другим, но ситуация оставалась прежней, пока на политической арене не появился деятель, по праву считающийся центральной фигурой современной истории страны, – Джерри Ролингс.

Ко времени первого прихода Ролингса к власти в 1979 году в Гане уже был военный режим. Он установился