Власть в погонах: Военные режимы в современном мире - Григорий Васильевич Голосов

Пример Бирмы в большей степени, чем Эфиопии, иллюстрирует ту ограниченную, но все же вполне реальную пользу, которую военный режим может извлечь из имитации однопартийности. С одной стороны, это, конечно, легитимация. С другой – это интеграция гражданских чиновников в структуру режима. Разумеется, если бюрократам после переворота удается сохранить свои места в аппарате управления, то они, как правило, и без партбилета лояльны военным властям. Но закрепление лояльности путем совмещения административных должностей с партийными, предполагающими готовность воспроизводить риторику режима, полезно само по себе даже для консервативных диктаторов, реальные цели которых сводятся к политическому выживанию. Часто основной идеологией становится национализм, особенно в сфере культурной политики и образования.

Например, режим Мобуту Сесе Секо в Заире был официально партийным. Это была стопроцентная имитация: Национальное революционное движение (НРД) не только включало в себя управленческий аппарат, но и в принудительном порядке записывало в свой состав всех граждан страны с рождения. Иными словами, партия в буквальном смысле совпадала с государством, а потому большинство собственно партийных функций не могла выполнять по определению. Даже в этих условиях актив НРД активно занимался идейно-воспитательной работой. Под руководством партии было проведено несколько кампаний, преследовавших цель насаждения «африканской подлинности». Например, всем жителям страны присваивались местные имена взамен европейских (пример подал сам Мобуту), а также мужчин заставляли отказываться от европейского костюма в пользу так называемого абакоста, что должно было символизировать разрыв с колониализмом. Ничего специфически африканского в абакосте не было. Больше всего он походил на френч Мао Цзэдуна. Ныне подобным образом одевается российский телеведущий Владимир Соловьев. Очевидно, Мобуту находил эту одежду привлекательной, да она и правда в своем роде стильная. Разумеется, на фоне других деяний персоналистской диктатуры Мобуту эти кампании выглядят невинным капризом.

Другие африканские военные режимы, имитировавшие однопартийность, преследовали более тривиальные цели. Созданная Матье Кереку марксистско-ленинская Партия народной революции Бенина вполне справилась с интеграцией военного и гражданского управленческих аппаратов и мирно ушла в небытие после того, как сам же Кереку инициировал свободные выборы. Военный диктатор Того Гнассингбе Эйадема придерживался весьма консервативных взглядов и против наследия колониализма не боролся. Поэтому он во всех деталях, вплоть до названия, смоделировал свою партию, Объединение тоголезского народа, по образцу голлистского движения во Франции. В дальнейшем эта партия формально отказалась от монополии на власть, но осталась инструментом режима после его перехода от имитации однопартийности к электоральному авторитаризму. В целом можно констатировать, что партии довольно успешно справлялись с практическими задачами, которые перед ними ставили военные режимы. Однако спектр этих задач был ограниченным, так что и польза от имитационной деятельности такого рода была скромной. По сути, дистанция между аутогенной и партийной формами институционализации военных режимов невелика.

7.2. Мягкий электоральный авторитаризм

Электоральный авторитаризм – это авторитаризм, который имитирует демократию путем использования институтов, внешне напоминающих демократические. Они могут быть унаследованы у предыдущего режима или созданы заново. Центральное место среди этих институтов занимают несвободные выборы, то есть такие, которые в обычных условиях, при отсутствии масштабного политического кризиса, могут выиграть только те, кто уже обладает властью. Такие результаты достигаются за счет большого количества манипуляций, но главным средством служит ограничение политической конкуренции. К выборам допускаются только те силы, которые, по оценке властей, не представляют для них реальной угрозы.

Само наличие такой более или менее контролируемой оппозиции, какой бы ничтожной она ни была, служит признаком, отличающим электоральные автократии от партийных режимов. Грань между этими двумя типами может быть тонкой, особенно в ситуациях, когда после выборов власть неизменно остается в руках одной и той же партии (а так оно, как правило, и бывает). Сами электоральные авторитарные режимы обычно подчеркивают свое сходство с демократией, а иногда претендуют на то, что они и есть настоящие демократии. В оправдание этого пропагандистского тезиса такие режимы приводят два наиболее распространенных аргумента: во-первых, они лучше «старых» демократий обеспечивают политическую и социальную стабильность, то есть являются более эффективными; во-вторых, они соответствуют национальным традициям своих стран. Эти два аргумента могут использоваться как по отдельности, так и вместе.

Электоральные автократии сильно различаются по уровню имитационности, причем в случае военных режимов различия особенно заметны. Начнем со сравнительно мягких вариантов, когда уровень имитационности не зашкаливает, так что выборы открывают некоторый простор для выражения предпочтений граждан. Непрямые военные режимы являются электоральными по определению, при этом до такой степени, что военные, сохраняя за собой контроль над принятием основных политических решений, позволяют гражданским политикам чередоваться у власти путем выборов. Им предоставляется довольно широкая оперативная свобода в повседневном управлении. Военные следят преимущественно за тем, чтобы власть не попала в неправильные, с их точки зрения, руки, ограничивая участие в выборах «опасных радикалов» и подвергая их репрессиям.

При этом сам принцип чередования у власти иногда соблюдается с последовательностью, которой могли бы позавидовать многие демократии. Например, военный режим, существовавший в Гватемале с 1963 года, когда произошел очередной переворот, до конца 1990-х годов, был в высокой степени репрессивным и крайне далеким от демократических принципов. Но при этом в течение десятилетий продолжала действовать конституционная норма, согласно которой один человек не мог занимать президентский пост более четырех лет. Это довольно радикальное по мировым меркам ограничение служило гарантией против персоналистского перерождения режима, что облегчало взаимодействия внутри правящей военной коалиции и снижало ее внутреннюю конфликтность. Каждая влиятельная группа имела свою долю власти как на неформальном уровне, в рамках взаимоотношений между членами руководства, так и формально, поскольку на выборах отдельные участники правящей коалиции могли поддерживать разные партии. Гватемальские выборы не были идеальными с точки зрения честности при подсчете голосов, но и тотальная фальсификация их результатов в таких условиях была военным не с руки.

В 1966 году военные не стали препятствовать избранию и вступлению в должность кандидата от идеологически умеренной Революционной партии Хулио Мендеса, который выиграл выборы у представителя партии, прямо ориентированной на военную верхушку. Мендес не обманул ожиданий военного руководства. При нем репрессии приняли характер массового террора, направленного против начавшегося в стране повстанческого движения, организованного несколькими партиями левого и крайне левого толка. Левые взялись за оружие не из экстремизма, а потому, что были поставлены вне закона. К тому же организованный властями террор затронул отнюдь не только вооруженную оппозицию. По оценке независимых наблюдателей, только в 1966–1968 годах жертвами репрессий стали от 3000 до 8000 человек, среди которых реальных участников вооруженной борьбы против правительства было не более 300. Сервильность Мендеса по отношению к военным была так велика, что он не возражал против преследований членов собственной партии и, как утверждают некоторые наблюдатели, дал согласие на убийство своего двоюродного брата, который был коммунистом.

В дальнейшем президентские выборы в Гватемале обычно выигрывали более прямые ставленники военной верхушки, которые зачастую и сами были карьерными генералами. Выборы проходили в условиях высокой конкуренции и приводили к смене не только президента, но и партий в составе побеждающих коалиций. При этом репрессивность режима только нарастала. Вялотекущая гражданская война, начавшаяся в 1960-х годах, в течение следующих десятилетий приобрела широкий размах и в 1980-х привела к применению правительственными войсками тактики выжженной земли. Но и левое движение постепенно радикализировалось, как это часто бывает с повстанческими организациями, и тоже не отличалось вегетарианскими нравами. Лишь ближе к концу прошлого столетия стороны конфликта пришли к выводу о невозможности продолжать военные действия. В 1996 году военная верхушка и коалиция повстанческих движений договорились о компромиссе. Левые отказались от вооруженной борьбы, получив взамен легализацию в качестве полноправной политической партии, а вместе с этим и право участвовать в выборах.

Непрямым военным режимам нет нужды создавать имитационные демократические институты, потому что они используют конституционные нормы, уже сформировавшиеся в условиях демократии или (чаще всего) электорального авторитаризма. Не нуждаются такие режимы