Власть в погонах: Военные режимы в современном мире - Григорий Васильевич Голосов

и в создании новых партийных систем. Отдельные группы военных могут активно участвовать в создании партий, как это и произошло в Гватемале, где таким образом были созданы две организации, представители которых чаще всего занимали президентский пост, – Институционно-демократическая партия и Движение национального освобождения. Однако эти партии просто вписались в существовавшие модели межпартийной конкуренции, не меняя эти модели структурно.

Прямые военные режимы обычно сталкиваются с необходимостью выбрать институциональное устройство, которое максимально походило бы на демократию и в то же время соответствовало природе режима. В широком смысле выбор институционального дизайна – это выбор между тремя базовыми моделями: парламентской, президентской и полупрезидентской. Можно привести примеры авторитарных режимов, использующих парламентскую институциональную форму (скажем, Сингапур), но военным режимам такая практика чужда. Причина очевидна: парламентаризм, настоящий или имитационный, может функционировать лишь при наличии сильных политических партий, но у военных режимов в начале их существования обычно нет собственных партий, которые могли бы представлять их на выборах.

Президентская система дает военным у власти то очевидное преимущество, что на решающих (президентских) выборах она позволяет лидеру обойтись без собственной партии, то есть выдвигаться в качестве независимого кандидата либо опираться на поддержку партий, перед которыми он после выборов не будет нести никакой ответственности. Парламентская система таких возможностей не дает. Именно поэтому военные режимы обычно существуют в форме президенциализма. Иногда они выбирают полупрезидентскую систему, то есть такую, при которой президент избирается напрямую, но парламент участвует в формировании органов исполнительной власти. В этом случае военные лидеры заботятся о том, чтобы у обслуживающих их интересы партий было большинство парламентских мест, так что практическая разница между президентской и полупрезидентской системами в условиях автократии невелика.

Бывает и так, что военные лидеры опасаются участвовать в выборах напрямую, поскольку не имеют опыта публичной политики и желания этому учиться. Второстепенные, но влиятельные участники правящих военных коалиций, если они есть, тоже могут относиться к прямым президентским выборам без энтузиазма, справедливо полагая, что наличие выбранного напрямую лидера режима смещает баланс сил внутри коалиции в его пользу. Выход из этой ситуации – институциональный дизайн, известный как ассамблейно-независимая система и заключающийся в том, что президента избирает парламент или состоящая преимущественно из его членов коллегия выборщиков (на этом функции парламента по формированию исполнительной власти исчерпываются, и глава государства приобретает полные президентские полномочия). В демократиях такой институциональный дизайн встречается крайне редко, да и среди авторитарных режимов не особенно часто, но он был применен в трех важных странах, на которых мы остановимся: Бразилии, Индонезии и Южной Корее.

Партийные системы, если они существуют на момент прихода военных к власти, тоже подвергаются глубоким трансформациям. Ключевая характеристика любой партийной системы – так называемая фрагментация, то есть количество важных политических партий. Если их много, то фрагментация высока. Эта характеристика определяет, нужны ли для нормального функционирования системы межпартийные коалиции, и именно поэтому она важна. Очевидно, что партийные системы авторитарных режимов, предполагающих политическую монополию, должны стремиться к минимальной фрагментации.

В таблице 7 приводятся данные о количестве важных партий в демократиях и авторитарных режимах разных типов, основанные на вычислениях, сделанных для моей англоязычной книги «Авторитарные партийные системы». В качестве индикатора используется эффективное число партий (в моей математической формулировке). Информацию об этом довольно простом индексе можно легко найти в специализированных публикациях. Здесь достаточно сказать, что с помощью математической трансформации данных индекс позволяет определить количество важных партий, которые получают относительно большие доли голосов избирателей или мест в парламенте, в отличие от общего числа участвующих в выборах партий. Ведь оно и в условиях авторитаризма иногда бывает весьма значительным – например, в результате допуска к ним большого числа спойлеров, но никаких реальных последствий для системы это не влечет. Представленные в таблице расчеты проводились по долям парламентских мест. В качестве единиц наблюдения использовались отдельные выборы.

Таблица 7. Фрагментация партийных систем в зависимости от типа режима

Конечно, при взгляде на эти данные в первую очередь бросается в глаза необычно высокий даже по сравнению с демократиями уровень фрагментации в монархиях. Хотя здесь мы не станем подробно обсуждать особенности этого редкого по нынешним временам типа автократии, опыт монархий полезен для понимания того, что происходит с фрагментацией партийных систем при военных режимах. В монархиях объем формальных и фактических полномочий главы исполнительной власти лишь в скромной степени зависит от количества партий в парламенте, ведь правительство формируется без согласия законодателей. В то же время фрагментированный парламент может быть выгоден монарху, поскольку повышает его оперативную свободу по отношению к партийным политикам и помогает подключить их к обслуживанию правительственной повестки. Именно так и происходит в Марокко и (в несколько менее выраженном виде) в Иордании.

То же самое возможно и при военном режиме в электоральной форме. В тех случаях, когда глава режима избирается на прямых президентских выборах, он может участвовать в этих выборах как независимый кандидат или при поддержке коалиции. Отсутствие постоянной связи с какой-то определенной партией идет такому лидеру только на пользу, поскольку, с одной стороны, ослабляет его ответственность перед партийными политиками, а с другой – позволяет представить себя как общенационального лидера, стоящего выше межпартийных разногласий.

В качестве примера можно привести военный режим, установившийся в Алжире в ходе гражданской войны 1992–2002 годов и достигший консолидации после разгрома вооруженного исламистского восстания. Военные предпочли не отказываться от услуг старой правительственной партии, Фронта национального освобождения, но дополнили свою парламентскую базу поддержки двумя новыми: Национальным демократическим объединением и Движением за мирное общество. В результате алжирская партийная система оказалась сильно фрагментированной, но при этом осталась надежной опорой режима. Довольно высок уровень фрагментации и при непрямых военных режимах.

Впрочем, чаще военные режимы поддаются соблазну, общему для всех электоральных автократий, и все-таки выбирают в качестве опоры какую-то одну партию, а затем стремятся любыми средствами обеспечить ей парламентское большинство, желательно с большим перевесом. Отсюда и цифры в таблице 7: у военных режимов фрагментация партийных систем заметно выше, чем у невоенных автократий, но значительно ниже, чем у монархий.

Рассмотрим модель электоральной политики, практиковавшуюся важным военным режимом, существовавшим в течение длительного времени в Бразилии. В дальнейшем нам предстоит вернуться к нему. Здесь я остановлюсь лишь на периоде существования устойчивой авторитарной партийной системы.

Происхождение и цели бразильского военного режима, пришедшего к власти после свержения умеренно левого президента Жуана Гуларта, который представлял Бразильскую трабальистскую партию, уже упоминались в этой книге. Этот режим выделяется на фоне других военных автократий тем, что очень быстро и вполне успешно достиг как неформальной, так и формальной институционализации. Лидеры переворота договорились о том, что никто из них не должен занимать президентское кресло более одного срока и что выбирать президента будет коллегия выборщиков, состоящая из депутатов двух палат парламента (конгресса). Позднее к выборщикам добавилось некоторое количество депутатов региональных собраний и других избираемых лиц местного уровня.

Договоренность о сменяемости власти была неформальной, ведь кандидата на президентский пост выдвигали сами военные. Но именно в таком виде правила были закреплены в конституции страны. Уже в 1966 году состоялись первые в условиях военного режима парламентские выборы, и в дальнейшем в течение всего авторитарного периода система справлялась с передачей власти от одного военного лидера к другому. При этом власть оставалась в руках узкой группы военачальников. Все президенты Бразилии, избранные в период диктатуры, сыграли важные роли в организации переворота 1964 года, хотя некоторые участники заговора в дальнейшем перешли в оппозицию. Но это, как мы уже знаем, обычная история для любого военного режима.

На первых порах бразильский военный режим носил весьма жесткий репрессивный характер. Этим особенно отличалось правление Эмилиу Медиси, избранного на пост президента в 1969 году. На конец 1960-х и первую половину 1970-х годов приходится пик борьбы против коммунистической угрозы, что было, как мы помним, важнейшей заявленной целью военного режима. До переворота вооруженная активность бразильских левых была минимальной. В 1967 году маоисты попытались поднять индейцев Амазонии на восстание против