16 лет возвращения - Израэль Рахлин

переезда в дом нам предложили его купить. Надо сказать, что дом в Якутске, конечно, можно было купить, но лишь при условии, что его площадь не превышает сто пятьдесят квадратных метров. Меньше можно, а больше нельзя. И только один. Больше одного собственного дома семье не разрешалось иметь.

Брат бывшей учительницы просил за него вполне разумную цену — пятнадцать тысяч рублей наличными. У нас — около двух тысяч. В банке или где-то еще кредит взять невозможно. Так что деньги можно только одолжить. Узнав о том, что мы решили купить дом, но из-за финансовых трудностей сделка под угрозой, наши хорошие друзья собрали недостающие тринадцать тысяч. Впрочем, они их не собирали. Они кропотливо годами копили эти деньги для себя, но, когда узнали, что нам нужна помощь, отдали нам все свои сбережения.

Став полноправными владельцами дома, мы сразу начали приводить его в порядок. Что могли, то делали сами, а остальное — рабочие. Они сложили новую печь на кухне и соорудили новые завалинки — вдоль наружных стен примерно в метр высотой вбили балки таким образом, что между ними и стенами образовалось пустое пространство, которое заполнили землей. Отличная теплоизоляция! Сгнившие старые балки убрали, и снаружи дом заново отделали. Цемента или цементного раствора для покрытия стен не было, поэтому применили старинный местный способ. Стены обмазали смесью из глины, конского навоза и небольшого количества соломы. Получилось отлично. После этого весь дом снаружи побелили, и он приобрел приятный вид.

Изнутри стены гостиной мы обклеили красными обоями, потому что других в магазинах не продавали. Все деревянные изделия покрасили зеленой краской, поскольку во всем городе другой краски не было. Правда, из Покровска мы привезли немного белой краски, которую, чтобы создать хоть какое-то разнообразие оттенков, смешивали с зеленой. Двери и печку покрасили в темно-зеленый цвет, а оконные переплеты и подоконники — в светло-зеленый. Сомнительно, чтобы такую расцветку одобрил художник по интерьеру, но мы гордились нашими достижениями.

Из-за финансовых затруднений мы сдавали одну из маленьких комнат. И все время, пока жили в этом доме, комнату занимали квартиранты. Так что постоянных обитателей насчитывалось семь человек, и на каждого примерно по девять метров жилого пространства. Впрочем, больших проблем это не создавало — давно уже все привыкли жить в стесненных условиях.

В первый год у нас жили пианист Гарри П. и врач из Москвы Саша Векслер. С пианистом жить в одном доме было хорошо, но особенно нам нравилась компания Саши. Он знал огромное количество разных историй и анекдотов, которыми нас веселил. У Саши была фантастическая память, и он всех просто поражал способностью запоминать длинные числа, имена и различные комбинации слов и фигур. Кроме того, он запоминал все карты, которыми играл, что давало ему возможность выигрывать практически каждый раз. Кроме того, у него был прекрасный голос, и он подрабатывал диктором на местной радиостанции. Работал он обычно в вечернее время и часто возвращался домой очень поздно. Зимой выходить ночью на улицу было очень опасно, потому что так же, как и во время войны, в Якутске совершалось много преступлений. Нападения на людей и грабежи происходили довольно часто. Поэтому, когда Саша уходил на свою вечернюю работу, он всегда брал с собой длинный кухонный нож, который прятал в нагрудный карман. Каждую ночь он, вернувшись здоровым и невредимым с темной и опасной улицы, вытаскивал нож из кармана и, положив его на стол, замечал, что острым кухонным предметом самообороны не воспользовался и потому его не нужно мыть.

Когда Гарри и Саша уехали, у нас жили две девушки — Валя и Рита. Они приехали из Москвы. После окончания института их направили по распределению на работу в Якутский геодезический институт. Они тоже стали нашими хорошими друзьями, и Валя обожала Самуэля. В выходные дни она всегда брала его с собой. Они ходили в магазины, на рынок, в музей или на стадион смотреть футбольные матчи или легкоатлетические соревнования.

С финансовой точки зрения, в Якутске нам стало значительно лучше, чем в предыдущие годы. У нас не было ничего лишнего, но тем не менее наше материальное положение укрепилось. Мы продолжали получать посылки из Швеции и Дании, и они существенно пополняли наши денежные ресурсы.

Подержанную одежду, присланную из Европы, мы продавали прямо у нас дома или ходили на барахолку, располагавшуюся за городом и работавшую по воскресениям.

Израэль

Однажды в 1955 году меня вызвали в НКВД, где офицер сказал, что моя депортация закончилась: мой статус спецпоселенца отменен. Офицер дал мне письмо в милицию, содержавшее просьбу выдать паспорт на имя Израэля Рахлина взамен удостоверения личности — единственного документа, который разрешалось иметь спецпоселенцу. Я спросил о таком же письме для Рахиль, но получил ответ, что новое положение касается только тех спецпоселенцев, которые работали в школах учителями, и на членов их семей не распространяется. То, что Рахиль только сопровождала меня, как жена, конечно же, не учитывалось. Но к разного рода нелепостям мы привыкли. Стало быть вопросы задавать или сердиться — занятие лишние и, более того, бесполезное.

Через некоторое время я получил паспорт и пошел регистрироваться. Однако мне сказали, что зарегистрировать меня не могут без представления необходимых бумаг из военкомата. Мне еще не было пятидесяти лет, и я должен был представить бумаги о моей пригодности (или непригодности) к воинской службе. В результате, я предстал перед призывной комиссией и после длинных переговоров, осмотров и собеседований мне присвоили воинское звание: «солдат третьей категории». Члены призывной комиссии посчитали, что меня, знающего разные языки, можно использовать в качестве переводчика. Вернувшись домой, я рассказал детям, какой чин получил их отец. Они долго смеялись.

Отмена «звания» спецпоселенца стала большим событием для нас и вселила надежду на то, что, возможно, грядут еще большие перемены. Единственное, что омрачало нашу радость: отмена коснулась только меня одного. А значит, нам нельзя уезжать из Якутска. Придется ждать, пока такое же «звание» отменят и для Рахиль.

Шнеур стал советским гражданином. Его зачислили на первый курс института в Якутске, и по положению, касавшемуся детей депортированных, наш сын переставал быть «специально поселенным» сразу же после поступления в высшее учебное заведение.

Однажды, в начале зимы к нам в дом вбежала одна из наших знакомых, молодая женщина Леа Лейбо. Охваченная ужасом, с глазами, красными от слез, и руками, испачканными кровью, она, рыдая, рассказала нам, что ее отец покончил с собой. Он повесился в коровнике, и она только что обнаружила это.