Политические сочинения. Том III. История политических институтов - Герберт Спенсер

принятия мер для отражения нападающих, собрание, на которое должна была в самом начале влиять группа выдающихся по своему положению горожан и которое должно было избирать предводителей, представляло собою республиканское управление в зачаточной форме. Собрания такого рода, вначале созывавшиеся по каким-нибудь особенным, выходящим из ряда вон обстоятельствам, постепенно поднимались до значения собраний для решения всех важных общественных вопросов. Частое повторение их внесло большую регулярность в способы ведения дел, большую определенность в образовавшиеся подразделения, пока, наконец, не было достигнуто развитие сложного политического главенства с президентством выборных вождей. И что так было действительно на тех ранних ступенях развития, от которых до нас дошли только самые неопределенные известия, доказывается тем фактом, что подобный же, хотя и более определенный процесс случился во Флоренции, когда были свергнуты дворяне, захватившие власть в свои руки. Из точных отчетов мы узнаем, что в 1250 г. «горожане собрались единовременно на площади Санта-Кроче; они разделились на 50 групп, из которых каждая выбрала себе капитана, и таким образом образовали военный союз; совет, состоявший из этих офицеров, явился перворожденной властью в этой вновь оживающей республике». Ясно, что преобладание народа, которое временно было особенностью в этих небольших управлениях, должно было неизбежно явиться, коль скоро политические формы образовывались из первоначальных общественных собраний; между тем как почти невозможно допустить, чтобы оно могло возникнуть там, где политические формы устанавливались искусственным образом, придуманным тесным классом людей. Что такое объяснение гармонирует с фактами, доставляемыми нам новой историей, это такой вопрос, который едва ли требует указания. В более широких размерах и различными путями: в одном месте путем медленного падения старого режима, в другом путем соединения ввиду войны – возникновение французской и американской республик подобным же образом указывает нам на такое же стремление к образованию первобытной формы политической организации в том случае, когда прежде существовавшие формы управления оказываются негодными или путем упадка достигают полного разрушения. Хотя эти преобразования и затемнены в большой степени усложняющими дело обстоятельствами и особенными случайностями, во всяком случае мы можем и в них распознать участие одних и тех же общих причин.

§ 488. В предыдущей главе мы видели, что под влиянием различных условий первый элемент тройственного политического строя может дифференцироваться из второго в различной степени, начиная от военачальника, очень незаметно выделяющегося среди других воинов, и кончая королем божественного происхождения и с неограниченной властью, резко отличающимся от немногих избранных, приближенных к нему. Предшествовавшие примеры достаточно указали нам, что второй элемент под влиянием различных условий может весьма разнообразно дифференцироваться из третьего: либо вследствие разделяющей их качественной разницы, доходящей до высшей степени и становящейся между ними непроходимой преградой, – это одна крайность; либо другая крайность – это когда второй и третий элементы почти сливаются. Здесь мы сталкиваемся с истиной, которую нам придется тотчас же разобрать, а именно, что условия не только определяют те разнообразные формы, которые может принимать главенство, но что они также определяют те же различные видоизменения, которые претерпевают эти последние. Существуют два главнейших вида таких изменений – во-первых, те, посредством которых сложное главенство переходит к формам, в очень малой степени допускающим участие народного элемента, и, во-вторых, те, посредством которых оно переходит к формам, допускающим это участие в более широких размерах. Мы по порядку рассмотрим и те и другие. Прогрессирующая замкнутость сложного политического главенства составляет одно из сопутствующих условий продолжительной военной деятельности. Начиная с примера Спарты, устройство которой в самом раннем периоде немногим отличалось от того, которое «Илиада» рисует нам как принадлежность гомеровской Греции, мы видим, во-первых, стремление к концентрированию власти в распоряжениях, проявившееся через столетие после Ликурга в том, что «когда решение народа было несправедливо, сенат и цари могли отбросить его как негодное»; далее мы видим, что вследствие скопления собственности в одних руках число правоспособных граждан все более и более уменьшалось; отсюда следовало не только относительное увеличение власти олигархии, но и возрастающее превосходство богатейших граждан среди этой последней. Обращаясь к примеру Рима, всегда находящегося на военном положении, мы видим, что с течением времени неравномерность усилилась до такой степени, что сенат сделался «орудием вельмож, наполнявших его ряды путем наследственной передачи власти и сообща творивших беззакония»; и далее, что «из зол олигархии вытекало еще большее сильное зло захвата власти частными семействами в свои руки». Затем в итальянских республиках, воюющих постоянно одна с другой, также существовала подобная же замкнутость управляющего собрания. Дворянство, покинув свои замки, забрало в свои руки «муниципальное управление городов, которое последовательно, в течение периода республики, перешло главным образом в руки знатнейших семейств».

На более поздней ступени, когда развитие промышленности положило начало образованию богатого класса промышленников, эти последние, соперничая с дворянством в стремлениях к захвату власти и наконец заменивши их на этом поприще, повторили в сфере своих собраний тот же самый процесс. Более богатые цехи устраняли более бедные от участия в выборе лиц, стоящих во главе управления; привилегированный класс все более и более сужал свои пределы под влиянием распоряжений, ограничивающих правоспособность; и недавно возникшие роды исключались из среды более древних по происхождению. Так что, как замечает Сисмонди, те из итальянских республик, которые номинально сохранились как таковые до XV столетия, были, «подобно Сиенне и Лукке, управляемы одним каким-нибудь сословием граждан… и уж не имели характера народного управления». Подобные же результаты видим мы и у голландцев. «Во время войны фламандских городов с дворянством и между собой, управления городов, допустившие вначале сравнительно большее участие народа, с течением времени сузили свои рамки в этом отношении. Большие цехи исключили меньшие из правительственной корпорации, и члены их, облеченные в муниципальный пурпур… правили на правах аристократии… местное управление часто было олигархическим, хотя умы бюргеров были настроены в крайне демократическом направлении». К этим примерам мы можем присоединить и пример, доставляемый нам швейцарскими кантонами, природа которых была менее благоприятна для индивидуальной независимости и которые в то же самое время предавались военным действиям, как наступательным, так и оборонительным.

Берн, Люцерн, Фрейбург, Солотурн приобрели политические учреждения с сильно олигархическим характером; а в Берне, «где дворянство всегда пользовалось превосходством над другими сословиями, вся администрация перешла в руки немногих родов, за которыми она и упрочилась в силу наследственности».

Мы должны теперь наметить, как причину постепенного видоизменения сложного главенства, что оно, подобно простому, способно к подчинению своим административным агентам. Первым по порядку примером, который приведем здесь, будет тот, в котором этот результат обнаруживается сразу и относительно простого, и относительно сложного главенства, а именно пример Спарты. Первоначально назначаемые