16 лет возвращения - Израэль Рахлин

Итак, наша поездка заканчивалась. В общей сложности в пути мы находились 129 дней. Ас 14 июня 1941 года, когда вооруженные люди погрузили нас в Кибартае в кузов грузовика, и до 22 июля 1957 года, когда мы самостоятельно приехали в Копенгаген, мы в общей сложности покрыли расстояние, равное двадцати пяти тысячам километрам. За шестнадцать лет у нас было двадцать разных жилищ, мы жили в шести разных местах Сибири. Да, нетрудно оценить все, что можем измерить, в цифрах. Но как и с какими мерками подойти к тому, что никакими цифрами не измеряется? Что депортация сделала с нами? Мне теперь сорок восемь лет, Израэлю — пятьдесят. Как оценить эти шестнадцать лет, которые составили треть всей нашей жизни? Какое они оказали воздействие на нас? Что мы упустили за эти годы и что приобрели? Мы не знали ответов на эти вопросы, которые снова и снова возникали. Понять все, что с нами случилось, и сделать оценку всего в правильном контексте, — на все это нужно время.

Несомненно, мы многому научились за время нашей бурной жизни в Сибири. Это были и горькие, и полезные уроки. Мы узнали о жизни такое, что при других обстоятельствах узнать бы никогда не смогли. И, несмотря на всю горечь и трагизм депортации, мы пережили светлые и счастливые часы, и у нас было немало радости. У нас появились друзья, и наша дружба будет длиться вечно, даже если мы никогда не увидимся с ними вновь.

Теперь мы оказались в начале нового переходного периода. Впервые за шестнадцать лет мы решали и выбирали сами. И именно этот переход мы ждали каждый день, если не каждый час. И сейчас он настает, и мы должны собраться с духом. Мы должны быть готовыми к новым проблемам и испытаниям, которые у нас впереди.

22 июля 1957 года «Ариадна» шла вдоль причала в Лангелинии. В этой гавани Копенгагена уже стояла вся наша семья, которая приехала встретить нас. Как только подали трап, нам разрешили сойти на берег первыми. И через несколько мгновений мы попали в долгожданные и теплые объятия. Смех и слезы, вопросы и ответы — все смешалось в эти мгновения на причале.

На машине мы поехали на квартиру к Айзику, брату Рахиль, который жил в Блаагаардсгаде, где для нас устроили праздничный прием. Это был длинный, длинный день веселья и взаимных тостов, вопросов и ответов, который затянулся до поздней ночи.

После приемов и первых дней эйфории настали другие дни. Пришло время задуматься о том, как жить, где жить и как зарабатывать на жизнь.

Первое, что мы сделали после приезда в Копенгаген, — это нанесли визит премьер-министру Х.К. Хансену, чтобы поблагодарить его за помощь в вызволении нас из Сибири. Впятером мы поехали в Кристиансборг, где г-н Хансен принял нас и во время короткой беседы спросил нас о нашей поездке и о наших планах на будущее. Мы высказали ему благодарность за помощь датского правительства и заверили, что полны надежд и совсем не боимся начинать новую жизнь в Дании.

Но до того, как действительно начать устраиваться, мы провели несколько недель в Смидструпе, в маленьком летнем домике, который арендовали для нас наши родственники. Здесь мы должны были отдохнуть, восстановить силы и спланировать наше будущее.

Рахиль

Мое возвращение в Копенгаген, воссоединение с моей семьей и моим миром — все было прекрасно. Я чувствовала себя счастливой и освобожденной. Я понимала, что на свете нет ничего лучше возращения домой. Когда двадцать два года назад мы с Израэлем уезжали из Копенгагена на медовый месяц, я не думала о том, какими обходными путями мне придется возвращаться назад, и о том счастье, которое я испытаю, когда снова окажусь здесь. Радость узнавания знакомых улиц, магазинов, домов, старых друзей и чувство безопасности в окружении дружелюбных, улыбающихся людей — все это было моим миром, моим городом и все это произвело на меня огромное впечатление в первые месяцы после нашего приезда. Как мне описать свою радость и благодарность за то, что я снова оказалась рядом с мамой и что у меня появилась возможность сделать хоть что-то для нее в последние годы ее жизни?

Вскоре после нашего прибытия в Копенгаген я написала письмо в датское посольство в Москве.

                                                Копенгаген, 31 июля 1957 года

                                 Посольство Королевства Дании в Москве

                 Уважаемые господа,

Вначале я хочу поблагодарить вас за прекрасный прием, который вы оказали нам — мы это никогда не забудем. Поездка наша была очень приятной, и вся семья встретила нас. Я не могу выразить словами, как мы все счастливы сейчас. Через несколько дней мы получим наши временные паспорта. Сейчас мы живем у моего брата А. Лахманна, и, если вы захотите ответить, пишите на этот адрес. Еще раз благодарим вас за все и примите наши дружеские пожелания всем в Посольстве Королевства Дании в Москве.

Ваши И. и Р. Рахлины

Я отослала это письмо через Министерство иностранных дел. Это было мое последнее письмо в посольство, и им, возможно, было закрыто дело о семье Рахлиных.

Рахиль — Израэль

Много лет спустя мы узнали, как датской делегации удалось убедить советских хозяев разрешить нам уехать из СССР и вернуться в Данию. Юлиус Бомхольт, сопровождавший премьер-министра Х.К. Хансена в его поездке в Москву, так описывает эти события в одной из своих книг.

«Датская делегация приехала в Москву 5 марта 1956 года. За неделю до этого Никита Хрущев выступил со своей «секретной речью» на двадцатом съезде партии, после чего дал добро на обнародование правды о Сталине и его террористическом режиме. Возможно, датская делегация была первой, которая встретилась с Хрущевым после его эпохальной речи. В то время никто из членов делегации еще не знал, что произошло на съезде, но, как пишет Юлиус Бомхольт, «судя по разговорам с разными руководителями, мы определенно чувствовали, что что-то произошло. Многие советские руководители присутствовали на первых переговорах датской делегации за круглым столом в Кремле. Там были первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев, премьер Булганин, министр иностранных дел Молотов, первый заместитель премьера Микоян, много других министров и партийных руководителей высокого ранга».

Бомхольт описывает ситуацию переговоров как очень напряженную. «Мы сидели перед советскими руководителями, которые смотрели на нас с мрачным и строгим выражением на лицах. Это не