16 лет возвращения - Израэль Рахлин

Данию. Они считали это совершенно безнадежным делом и советовали отказаться от всех наших попыток и уберечь себя от лишних забот. А теперь они пришли, чтобы поздравить нас и сказать, что восхищены нашим мужеством и настойчивостью. Они все говорили, что наш предстоящий отъезд станет сигналом для всех начать борьбу за возвращение в Литву.

Мы стали обсуждать, что из нашего гардероба взять с собой, а что продать на барахолке. Мы, например, решили, что нам не нужно брать с собой зимнюю одежду: валенки, ватные жакеты и брюки, меховые перчатки и меховые шапки. Все эти вещи мы отложили в сторону, приготовив к продаже на следующий день. Мы были уверены, что они нам больше не понадобятся.

Июнь прошел без каких-либо изменений. Мы с нетерпением ждали сообщения из ОВИРа. И вот День настал. Случилось это в начале июля.

Утром почтальон принес нам открытку. В ней нас просили прийти в ОВИР. Через несколько часов мы пришли туда и получили наши паспорта. На оформление формальностей много времени не ушло, а когда вышли на улицу, то обнимали друг друга, смеялись и плакали от радости. Радость и счастье, которые мы ощущали в тот момент, были огромны. Наши стремления, усилия моей семьи и правительства Дании за все эти годы… Сколько их было? Неужели они оправдались?

Мы начали готовиться к отъезду.

Израэль

Первое, что я сделал, это уволился с работы. Директор не совсем понял, когда я, подойдя к нему, сказал что хочу уволиться, потому что уезжаю из Иркутска. Он знал, что я из Литвы, и был уверен, что я уезжаю туда с семьей. Он стал заверять меня, что в Литве я не получу такую хорошую квартиру, какую мне обещали дать осенью в НИИХиммаше. И тогда я сказал ему, что мы уезжаем не в Литву, а в Данию. Он посмотрел на меня с удивлением и сказал, что нам нужны заграничные паспорта, чтобы уехать в Данию. Я показал ему свой новый паспорт, и это убедило его в том, что бесполезно меня уговаривать остаться. Он поздравил меня, добавив, что ему жаль терять такого прекрасного специалиста.

Администратором в НИИХиммаше работал Иван Иванович. Одной из его задач было доставать авиа и железнодорожные билеты для сотрудников института. Мы уже обсуждали дома, как и где купить билеты на поезд до Москвы. Оказалось, что это довольно сложно. И теперь я вспомнил, что, вероятно, Иван Иванович сможет помочь нам. Когда-то он занимал большой пост, но был понижен в должности из-за того, что любил выпить. Я пошел к нему и рассказал о своей проблеме. Сказал, что если он с помощью своих контактов в билетной кассе достанет нам билеты, то за мной будет обед в ресторане. Он ответил мне неодобрительным жестом, означающим, что мы друзья, и он рад мне помочь.

В следующее воскресение мы поехали с Рахиль на барахолку продавать наши зимние вещи. Они вместились в одну сумку, и меньше, чем за час мы все продали. С мебелью распростились еще легче. Две кровати, две раскладушки и пять табуретов продали соседям и знакомым, которые все забрали за день до нашего отъезда.

Иван Иванович попросил меня придти к билетной кассе, «где все мне сделают». Рахиль не была уверена, что «мой друг» сдержит слово, и решила поехать со мной, чтобы в случае необходимости встать в очередь. Когда мы подошли к билетной кассе, Иван Иванович взял меня под руку и повел к начальнику, представив меня сотрудником НИИХиммаша, уезжающим в Данию с семьей. Он представил все дело так, что начальник поверил, что это институт отправляет меня с семьей в Данию. В конце концов начальник написал записку и направил нас к кассиру за билетами.

Через некоторое время у меня в руках оказалось пять билетов, за которые я заплатил тысячу семьсот рублей. В кармане у меня еще оставалось двести рублей, которые я отдал Ивану Ивановичу. Он не хотел брать деньги, но мне удалось убедить его, что этого как раз хватит на скромный обед в ресторане — в благодарность за помощь. Рахиль за всем этим наблюдала с некоторого расстояния. Потом она подошла и пожала Ивану Ивановичу руку.

Мой последний рабочий день в Советском Союзе прошел так, как будто ничего не случилось. Я вел себя очень спокойно и так же спокойно попрощался со своими коллегами, которые пожелали мне всяческих успехов. Впрочем, незабываемое впечатление на меня произвел один небольшой случай.

Я ходил в НИИХиммаш вместе с одной из сотрудниц, Людмилой Николаевной, она жила в доме рядом с нами. Это была образованная и мудрая женщина, и по дороге на работу у нас находились разные интересные темы для разговоров. Однажды Людмила Николаевна рассказала мне, что у нее много знакомых датчан. Они приезжали в Иркутск по заданию компании «Сторэ Нордиске», у которой было много проектов по Сибири. Людмила Николаевна рассказала мне, что она часто вспоминает своих датских знакомых, среди которых были техники и инженеры. Эти высокие красивые мужчины были очень внимательны и вежливы по отношению к русским женщинам. И в то утро я сказал ей, что в последний раз мы идем с ней на работу вместе, потому что наша семья уезжает на родину красивых техников и инженеров, на родину моей жены. Людмила Николаевна неожиданно остановилась, посмотрела на меня и сказала: «Никогда за все свои пятьдесят лет я никому не завидовала, но вам завидую. Мне так хочется увидеть Данию!» Я не знаю, что вызвало такую неожиданную реакцию Людмилы Николаевны — то ли воспоминания о ее датских знакомых, то ли еще что-то, но меня удивила ее откровенность. Такое не приходилось слышать. Этот маленький эпизод явился знаковым эпизодом. Он подтвердил мое мнение, что в Советском Союзе наступают новые времена. Уже ощущалась оттепель, начатая Хрущевым. Последствия ее мы увидим позже, но к тому времени мы уже будем далеко…

Рахиль — Израэль

Утром 12 июля на подводе мы поехали на железнодорожный вокзал. Наши друзья пришли туда попрощаться с нами. А один из них, Волик Бернштейн, принес нам подарок — русско-датский словарь, который каким-то необъяснимым образом ему удалось достать в Иркутске и который позже нам очень пригодился.

Проводница не разрешала заносить в вагон один из наших чемоданов из-за того, что он был слишком большой. Мы знали, как решить эту проблему. Десять рублей в корне изменили ситуацию, наш чемодан сразу же стал меньше, и все вошло в нормальную колею.