Оружие слабых. Повседневные формы крестьянского сопротивления - Джеймс Кэмпбелл Скотт

восемь сезонов китайцу, владеющему трактором. Ни Таиб, ни Мустафа не испытывают никаких симпатий к китайцам, занявшим землю, которую они хотели бы арендовать сами, но больше всего их обескураживает то, что их интересы не учитывают ближайшие родственники. «Я даже не могу работать на земле своей матери», – с оттенком беспомощности говорит Мустафа.

С подобной «логикой обвинения» мы уже сталкивались в случае с комбайнами. Чаще всего в качестве объекта порицания выбираются не чужаки, не те, кто находится за пределами деревни – в конечном итоге, эти люди пребывают вне морального поля зрения местного сообщества, и от них можно ожидать лишь то, что они воспользуются выгодными возможностями, которые окажутся у них на пути. Напротив, родственники, односельчане, малайцы воспринимаются как члены сообщества, у которых имеются обязательства друг перед другом, выходящие за рамки непосредственных материальных интересов, в связи с чем можно апеллировать к их чувству ответственности. Например, Мат Насир рассказывал, как он умолял (раю) своего родственника сдавать ему землю в аренду посезонно вместо того, чтобы сдавать её какому-нибудь неизвестному человеку. Когда родственник проигнорировал эту мольбу, Мат Насир совершенно обоснованно почувствовал себя преданным. Такие понятия, как мольба и предательство, попросту неприменимы за рамками воображаемого сообщества. Нет никакого смысла умолять китайца, владеющего комбайном, отказаться от своей прибыли ради сохранения рабочих мест для малайцев или ощущать себя преданным, если он не прислушивается к этой мольбе. Однако для крупного малайского землевладельца, который нанимает комбайн или сдаёт свою землю в аренду китайскому лавочнику, ситуация обстоит иначе. От него можно ожидать чего-то большего: считается, что у него имеются обязательства перед друзьями, соседями и родственниками, и эти обязательства могут быть преданы. В значительной степени именно по этой причине многие изменения, связанные с «зелёной революцией» в Кедахе, оказали более глубокое воздействие на классовые отношения между малайцами, нежели на отношения между расовыми группами.

Ритуалы сострадания и социальный контроль

В Седаке, как и в любом крестьянском обществе, присутствует значительное разнообразие ритуальных связей, которые располагаются за пределами непосредственных производственных отношений и служат как для формирования сообщества, представляющего собой нечто большее, чем просто совокупность производителей, так и для указания на его, сообщества, наличие. Отдельные ритуальные связи, включая дары и обмены между богатыми и бедными, представляют собой чувствительные «барометры», регистрирующие превратности классовых отношений. Они ни в коей мере не связаны с производственными отношениями неким грубым механическим способом, но всё же способны реагировать на изменения в сфере производства. Эти дары и обмены выступают в качестве ценного «окна», заглянув в которое, мы можем увидеть трансформацию классовых отношений. Обращение к дарам и обменам делает очевидным, что по мере того, как бедняки становились всё менее значимой группой в процессе выращивания риса, они заодно и всё больше маргинализировались в рамках ритуальной жизни деревни. Традиционно в Седаке присутствовали три основные формы ритуального вручения подарков, объединявших богатых и бедных. Первую из этих разновидностей жители деревни именуют закят перибади, или «частная» мусульманская десятина, второй тип – седеках, или дары дерма, третий – кендури, или ритуальные пиршества, на которые приглашаются другие селяне. Все они являются либо требуемыми, либо по меньшей мере санкционированными мусульманским законом в том виде, как он понимается в деревне. Ниже я сначала представлю краткое описание каждой формы даров, а затем мы рассмотрим, как они изменились и как эти изменения были восприняты различными классами в деревне.

Закят перибади необходимо отличать от той разновидности исламской десятины, которую большинство крестьян именуют закят раджа – закят, причитающийся султану или правительству[323]. Последний представляет собой «официальный» закят, который должны платить все, кроме самых мелких земледельцев, – этот налог собирается рисом силами уполномоченного местного функционера – амила (в Седаке в этом качестве выступает Басир) – и направляется в Министерство по религиозным делам правительства Кедаха. Несмотря на то, что данные поступления затем идут на те или иные проекты исламской благотворительности, десятина обычно вызывает возмущение земледельцев, которые массово уклоняются от её уплаты, полагая её несправедливой[324]. При этом закят перибади (в действительности представляющий собой разновидность религиозной благотворительности, а не налог, вопреки содержанию самого термина «закят») воспринимается в более благоприятном свете, поскольку не является обязательным взносом, а его получатели находятся где-то неподалеку, зачастую в пределах самой Седаки. Частично закят перибади фактически собирается амилом в тот же самый момент, когда собирается закят раджа. Размер взносов устанавливается дарителем в соответствии с его или её пожеланиями в качестве пожертвований на мечеть (закят месджид) в близлежащем Кепала-Батасе, на деревенский актовый зал, выступающий в качестве молитвенного дома, классной комнаты для религиозных занятий и помещения для собраний (закят мадрасах), и/или пожертвования имаму мечети. Частные пожертвования также передаются лично смотрителю мечети (эту функцию выполняет Ток Сиак) и популярному исламскому учителю Лебаю Сабрани, чьи религиозные занятия посещают многие дети селян. В совокупности эта часть закята перибади, на которую приходится примерно две трети его общего объема, можно назвать дарами за религиозные услуги. Оставшаяся часть передается другим лицам, в особенности более бедным родственникам, соседям, друзьям и наемным работникам, которые помогали с посадкой риса и сбором урожая[325].

Именно эту последнюю категорию можно рассматривать как перераспределительный процесс, хотя речь ни в коем случае не идёт о каких-то огромных количествах риса. Общий объем закята перибади, предоставляемого жителями Седаки, составляет около ПО джутовых мешков риса, или менее 2,5 % от среднего объёма урожая, собираемого в деревне[326]. А в рамках этого количества потенциально перераспределительная доля составляет не более 40 мешков, или менее 1 % урожая. Даже если добавить сюда небольшие добровольные пожертвования молотого риса в пользу нуждающихся жителей деревни, которые делаются непосредственно перед Рамаданом (нечто вроде фитрах перибади), то и в этом случае совокупный объём заметно не увеличится.

Разумеется, закят является одним из пяти столпов ислама – священной обязанностью мусульманина. Религиозные и социальные обоснования, лежащие в основе закята, лучше всего разъясняются в брошюре, которую распространял Религиозный совет штата Кедах[327]. Отметив, что ислам не отговаривает правоверных от обогащения, авторы этого произведения утверждают, что на богатых лежит обязательство делиться частью своего состояния с бедными и неимущими, цитируя следующее предписание из Корана: «Обрадуй же тех, которые накапливают золото и серебро и не расходуют их на пути Аллаха, мучительными страданиями» [Коран, IX: 34, пер. Э. Кулиева][328]. Цель закята, говорится в брошюре, заключается не только в том, чтобы препятствовать скупости (сифат-сифат бахил), но и в том, чтобы способствовать социальной гармонии между богатыми и бедными: «Очистить тех, кто получает закят,