Оружие слабых. Повседневные формы крестьянского сопротивления - Джеймс Кэмпбелл Скотт

долей смущения, – что поумнели (биджак, чердик) относительно пиров и теперь не станут тратить деньги впустую. В единичных случаях – одним из них выступает Хаджи Наян – землевладельцы совершенно отвергают этот обычай, утверждая, что «кендури устраивают глупцы».

Как можно догадаться, люди, которым закят, подаяния и пиры приносят потенциальную выгоду, придерживаются совершенно иного мнения. Конечно, из их уст звучат сетования по поводу понесенных их семьями потерь доходов, причем каждый из этих людей способен с точностью назвать, сколько зерна они больше не получают в подарок и от кого. Но этим сюжет далеко не исчерпывается: в нём присутствуют также гнев и горечь, которые становятся ещё более унизительными из-за того, что бедняки несли потери в то самое время, когда зажиточные селяне пожинали выгоды двойных урожаев. Вина, как обычно, персонализируется: её возлагают на богатых, чьё стремление к дополнительной прибыли заставило их отречься от своих обязательств перед более бедными соседями. Когда бедные часто говорят, что богатые становятся скупее, они имеют в виду прежде всего отказ от благотворительности. Детали следующего рассказа Сукура, должно быть, знакомы другим бедным крестьянам из Седаки. Он вспоминает, как закят перибади предоставлялся сразу же после обмолота всем тем, кто там работал. Но теперь, говорит Сукур, весь рис уходит на продажу и грузится прямо на машины, направляющиеся на мельницу. После этого у нанимателя остаётся мало зерна – традиционной валюты благотворительности, – а по поводу денег он будет утверждать, что они ушли на погашение долгов. Эта уловка позволяет нанимателю заявлять о собственной бедности, хотя на самом деле, объясняет Сукур, справедливого занята (закят бетул) с десяти релонгов – 15 мешков риса – было бы достаточно, чтобы позаботиться о многих деревенских бедняках.

Сегодня крестьяне гораздо чаще сталкиваются с ещё одной разновидностью унизительного опыта, когда просят седеках, а порой и закят – и получают отказ. Хамзах, один из более «достойных уважения» бедняков, с большей эмоциональностью говорит именно об этом унижении, нежели о выгоде, в которой ему было отказано. Перед сбором урожая прошлого сезона, когда работы было мало, а у его семьи почти закончились рис и деньги, Хамзах попросил у некоторых из своих привычных нанимателей занять ему риса в качестве аванса под будущую оплату его труда. Результаты оказались мизерными: «Мне было неловко просить [о помощи] друзей. Жаль; вот до чего дело дошло: мне приходится каждый день ходить и просить. Мне стыдно (Бераса малуминта каван. Саян; сампаи хари-хари ne минта. Малу)». Когда у Хамзаха умерла мать, ему пришлось просить помочь ему с расходами на похороны. Рокиах, у которой мало что есть за душой, сразу же дала ему 150 ринггитов, но Хаджи Кадир, самый богатый человек в Седаке, на которого Хамзах часто работал, не дал ему ничего: «Я пошёл попросить Хаджи Кадира; он [ничего] не дал, да я и знал, что не даст». Как обычно в таких случаях, отказ представлял собой не прямолинейное отторжение, а холодное отстраненное молчание (сенгап). Позже в этом же году я слышал, как Хамзах жалуется своему другу на то, что Хаджи Кадир обсчитал его с заработком. Он помогал наполнять и зашивать джутовые мешки с рисом, который сыпался из комбайна, рассчитывая получить за это по 50 центов за мешок, или 25 ринггитов за 50 мешков, которые он упаковал. Однако заплатили Хамзаху всего пять ринггитов. В ответ на мой вопрос о том, пожаловался ли он (мерунгут), Хамзах объяснил: «Бедняки не могут [жаловаться]. Если я заболею или если мне понадобится работа, то, возможно, придется снова просить его. Мой гнев – в моём сердце». Именно так выглядят горечь и проглоченная обида человека, который решил строить своё поведение в соответствии с правилами, навязанными богатыми: быть всегда наготове, проявлять осторожность и почтительность – в этом отношении Хамзах отличался от своего брата Разака и других бедняков, которые редко просят о помощи.

Работающий вполсилы вдовец Ток Махмуд, живущий со своей дочерью, испытал такие же унижения и высказывается о них менее сдержанно, чем Хамзах[335]. По его словам, сегодня единственный способ получить рис от богатых заключается в том, чтобы взять деньги и заплатить за него: «Сейчас нам даже неловко просить. Они говорят так: „Ты же тоже выращиваешь рис“. И ещё говорят: „Если у тебя не хватает еды, ты ленивый“. Они никогда не помогают». Как и Пак Ях и другие крестьяне, Ток Махмуд знает, что именно богатые говорят о бедных. Деревенские бедняки оказались в ловушке ситуации, когда прежние установки больше не действуют. Раньше они могли рассчитывать, что наниматель выдаст им закят, и просить предоставить им седеках или оплату авансом с обоснованным ожиданием что-нибудь получить. Теперь же они могут просить, но лишь потенциальной ценой унизительного отказа. Такой отказ сделать подарок означает не просто недополученное просителем зерно – это прежде всего резкий социальный сигнал о том, что отношения между богатыми и бедными, которые просьба подразумевала остающимися в силе, были в одностороннем порядке объявлены недействительными. Богатые дали понять, что больше не несут ответственности за насущные потребности бедных селян.

В упадке цикла праздничных пиршеств в Седаке бедные видят всё те же симптомы социальной отчуждённости и эгоизма состоятельных людей. Нет больше, говорит Тощий Мат, пиров, которые длятся всю ночь, когда гости съедают три или четыре коровы. Вместо этого богатые «думают о деньгах; они просто хотят вкладывать свои деньги (Кира дуит, мау пусин дуит саджа)[336]. Прежде богачи хотели сделать себе громкое имя (буат бесар). Теперь их это заботит совсем немного – они поумнели. Раньше они хотели представить себя в выгодном свете (тунджук-менунджук), а теперь не желают тратить деньги попусту». Там, где раньше богатые могли потратить 2000 ринггитов, добавляет Тощий Мат, теперь они тратят лишь 200. Сукур, ставя себя на место богачей, проделывает в своём воображении их расчеты: «Если кендури обойдется в 500 ринггитов, они задаются вопросом: сколько вещей можно купить на эту сумму? – и вместо кендури решают купить телевизор». Богатые, заключает Сукур, «думают только об этом мире». Для других бедняков самое большое оскорбление – когда какой-нибудь человек нанимает их на работу, но не приглашает на своё пиршество. Как говорит по этому поводу Таиб, «если нужно выполнить какую-то работу, состоятельным людям приходится искать бедняков, а как пировать, они ищут не бедных людей, а левая или хаджи [т. е. тех, кто может возглавить песнопения и читать фрагменты из Корана]».

В последнем высказывании Сукура можно уловить религиозную тональность выдвигаемого им обвинения. Думать о чём-то по ту