Оружие слабых. Повседневные формы крестьянского сопротивления - Джеймс Кэмпбелл Скотт

права на аренду земли. Рокиах далеко не единственная в Седаке, кто отмечает, что «нас хотят превратить в кули», – но тут же вызывающе добавляет: «Но это невозможно». Кроме того, бедные понимают, что постепенно маргинализируются, заявляя о том, что у них нет работы, что их оттесняют в сторону (толак menu), что они сталкиваются с перспективами покинуть деревню насовсем.

Таким образом, тот факт, что бедные сосредотачиваются на локальных и личных причинах своих бедствий, не объясняется тем, что они слишком «введены в заблуждение» или не осознают более масштабный контекст аграрного капитализма, в котором они живут. Для описания своего положения эти люди, конечно же, не используют абстрактную и сухую терминологию социальных наук – пролетаризация, дифференциация, накопление, маргинализация. Но их собственные народные описания происходящего: превращение в кули; богатые становятся богаче, а бедные беднее; «оттеснение в сторону» – точны и при этом гораздо богаче эмоциональными смыслами, чем любые формулировки, которые способна предложить академическая политическая экономия.

Выбор – а это именно выбор – в пользу концентрации на более непосредственных источниках трудностей содержит элементы как удобства, так и определенной стратегии. Бедным удобно винить тех, кто несёт самую непосредственную и прямую ответственность за их недавние неудачи. Они наблюдают, как землевладелец-малаец отбирает у них землю, чтобы обрабатывать её самому или сдавать в аренду китайскому предпринимателю, но не наблюдают напрямую, как происходит концентрация капитала в землепользовании. Они наблюдают, как крупный земледелец прекращает нанимать своих соседей и вызывает комбайн, но не наблюдают напрямую за синдикатами или политикой властей, благодаря которой это стало возможным.

При этом выбор бедных имеет стратегический характер, поскольку он фокусируется именно на тех человеческих агентах, которые вполне убедительно располагаются в пределах их социального действия[339]. У них имеются кое-какие надежды, что они смогут повлиять на своего землевладельца или крупного хозяина, на которого они работают, но у них нет ни шанса на то, чтобы повлиять на китайских коммерческих фермеров или на синдикаты владельцев машин. В конечном итоге, люди, которые некогда сдавали беднякам землю или нанимали их на работы, утверждали, что «приходили им на помощь» (толон), тем самым подразумевая нечто вроде noblesse oblige [статус обязывает – фр.] в соответствии с деревенскими нормами. Совершенно логично, что теперь богатые селяне и землевладельцы должны угодить в собственную ловушку и получить обвинение в бессердечном пренебрежении, а то и в презрении к тем, кому они некогда, по их же собственным словам, помогали. Таким образом, деревенские бедняки предпочитают направлять свой гнев в первую очередь на тех, от кого они могут так или иначе потребовать внимания, пусть и поверхностного. Но в ходе капиталистической трансформации сельского хозяйства в регионе Муда их требования встречали всё большее безразличие. Победы бедняков: несколько землевладельцев продолжают сдавать землю мелким арендаторам, несколько человек по возможности нанимают работников на сбор урожая, несколько селян по-прежнему соблюдают традиции благотворительности и больших пиров, – мизерны и, по всей вероятности, имеют временный характер. Ощущение сообщества и обязательств, от которых зависят их притязания, представляет собой быстроисчерпаемый ресурс. Однако это фактически единственный актив, которым располагают[340] бедные в этом арьергардном бою и к которому они, вероятно, предпочтут обращаться вместо более донкихотских целей.

Глава 6

Растяжимая правда: идеология в действии

Нельзя отделить homo faber[человека физического – лат.] от homo sapiens[человека умственного труда – лат. ]. Всякий человек, наконец… развивает некоторую интеллектуальную деятельность… разделяет определённое мировоззрение, имеет определённую сознательную линию морального поведения, следовательно, играет определённую роль в поддержании или изменении мировоззрения, то есть в пробуждении нового образа мыслей.

Антонио Грамши, из «Тюремных тетрадей» (цит. по: Грамши А. Избранные произведения в трёх томах. Том 3. Тюремные тетради. М.: Издательство иностранной литературы, 1959, с. 461–462)

Функционирование идеологии в детерминированных условиях

Переход к двойным урожаям и механизация в Седаке предоставили богатым крестьянам и землевладельцам множество новых беспрецедентных возможностей для обогащения, и этими возможностями – за редкими исключениями – люди охотно воспользовались.

Но для того, чтобы использовать эти новые шансы для накопления капитала, крупные земледельцы и собственники земли отбросили множество экономических и социальных связей, которые прежде соединяли их с более бедными селянами. Вместо деревенских работников им пришлось нанимать машины, пришлось повышать арендную плату вытеснять арендаторов с земли и сокращать свои церемониальные и благотворительные обязательства перед общиной. Тем самым они оказались в определенном идеологическом вакууме. В Седаке и других местах в долине реки Муда мы обнаруживаем зарождающийся аграрный капиталистический класс, который неуклонно избавляется от своих связей с батраками и арендаторами, но действует преимущественно в докапиталистической нормативной среде, что чрезвычайно затрудняет обоснование предпринимаемых им шагов. В этом смысле представители данного класса являются капиталистами, которые вынуждены объясняться, оправдывать своё поведение публично, не располагая преимуществами проработанных доктрин условного малайзийского Адама Смита, не говоря уже о Бентаме или Мальтусе. Как будет показано ниже, обойти этот идеологический изъян удается лишь частично – при помощи довольно мучительной, но при этом творческой попытки богатых земледельцев подогнать факты под свои потребности. В исторически сложившемся, достигнутом в договорном порядке моральном контексте деревенской жизни все составляющие – пусть даже лишь в идеологическом смысле – выстроены против относительно новых форм капиталистического поведения. Этот моральный контекст состоит из набора ожиданий и предпочтений по поводу отношений между состоятельными людьми и бедняками. В общем и в целом эти ожидания выражаются в идиоматике патронажа, помощи, внимания и содействия. Она применяется к занятости, аренде земли, благотворительности, проведению пиров и осуществлению повседневных социальных взаимодействий. Эта идиоматика подразумевает, что те, кто соответствует данным ожиданиям, получат от других уважение, лояльность и общественное признание. Грубо говоря, речь идёт о своего рода «политике репутации», в которой доброе имя предоставляется в обмен на соблюдение определённого кодекса поведения[341].

Ирония заключается в том, что моральный контекст классовых отношений, который ныне нарушают богатые земледельцы, представляет собой социальный артефакт, к созданию которого они сами как следует приложили руку в те времена, когда он служил их целям. Некогда в интересах этих людей было нанимать работников на уборку урожая и обеспечивать их лояльность оплатой вперёд, подарками, такими как закят перибади после сбора урожая, и приглашениями на пиры. Некогда в их же интересах было брать арендаторов для возделывания излишков их земель и корректировать арендную плату в случае неурожая, чтобы удержать хороших земледельцев. В их интересах было не только вести себя подобным образом, но и описывать это поведение такими идеологическими понятиями, как содействие, помощь, доброта