Рычаг богатства. Технологическая креативность и экономический прогресс - Джоэль Мокир

Технический успех зависит как от присутствия положительных, так и от отсутствия отрицательных элементов. В том, что касается положительных факторов, вполне естественной отправной точкой представляется выдвижение технических идей и способность воплощать их в жизнь. Выдвижение идей, как мы видели, нередко осуществлялось международными усилиями. Вообще говоря, англичанам принадлежала значительная доля технически революционных идей: вряд ли стоит спорить с тем, что большинство подлинно ключевых изобретений той эпохи было сделано британцами. И все же они не столько изобретали, сколько внедряли. В Великобритании были успешно освоены многие важные изобретения, которые можно приписать новаторам с континента. Такие имена, как Бертолле, Леблан, де Вокансон, Робер, Аппер, де Жирар, Жаккар, Арган, Лебон, Эйльман и Фурнейрон, заслуживают места в Зале славы изобретателей наряду с именами Ньюкомена, Аркрайта, Уатта, Корта и их коллег. В XVIII в. британцы не пользовались репутацией сколько-нибудь оригинального или изобретательного народа. Даниэль Дефо в 1728 г. отмечал, что англичане лишь доводят до совершенства чужие идеи. Швейцарский специалист по ситценабивному делу Жан Рине в 1766 г. в трактате о своем ремесле писал, что англичане «не могут похвастаться множеством изобретений; они лишь совершенствуют изобретенное другими… для того чтобы добиться в чем-либо совершенства, нужно изобрести это во Франции и применять в Англии» (цит. по: Wadsworth and Mann, 1931, p. 413). Значительно позже, в 1829 г., инженер Джон Фэри заявлял парламентскому комитету: «важнейший талант англичан и шотландцев состоит во внедрении новых идей, их использовании и доведении до совершенства, но воображение развито у них не так сильно, как у иностранцев» (цит. по: Musson, 1975b, p. 81). Изобретения не равнозначны техническим изменениям. Для того чтобы произошли последние, требуется нечто большее.

Одно из решающих различий между Великобританией и континентом, способствовавших тому, что британцы сразу же вырвались вперед, заключалось в больших резервах квалифицированной рабочей силы, имевшихся в стране накануне промышленной революции. В своей книге «Промышленность и торговля» Альфред Маршалл (Marshall, 1919, p. 62–63) отмечал, что англичане имели возможность пользоваться услугами самых разных высококвалифицированных ремесленников, получавших в свое распоряжение все новые и новые станки, позволявшие работать с точностью, недоступной для человеческой руки. «Таким образом, всякий эксперимент обходился дешевле и выполнялся быстрее… чем в каком-либо ином месте. Когда же наконец удавалось добиться успеха, новое устройство оказывалось более дешевым в производстве… и применялось в промышленности намного шире, чем в любой другой стране». Иными словами, к середине XVIII в. Великобритания имела в своем распоряжении множество механиков и ремесленников, способных делать обыденные, но незаменимые детали «новых приспособлений»[137]. Эти навыки приобретались благодаря неформальному и устаревшему институту подмастерьев и непосредственно в ходе работы; им не обучали ни в каких учебных заведениях. Если Великобритания в ходе промышленной революции оставила за спиной весь остальной мир, то это произошло не благодаря формальной британской системе образования, а несмотря на нее. В этом отношении Шотландия отличалась от Англии, так как шотландские школы были намного лучше английских. В Англии распространение технических знаний происходило благодаря неформальным лекциям, научным обществам и технической литературе.

Великобритании повезло. В конце XVII в. она захватила лидерство в производстве часов. Франция, ее ближайший конкурент, «пострадала от исхода многих лучших часовщиков, бежавших от антипротестантских гонений» (Landes, 1983, p. 219). Великобритания, напротив, готова была принять у себя любых людей с техническими способностями вне зависимости от их религиозных убеждений. Механические навыки часовщиков стали одним из краеугольных камней новых промышленных технологий[138]. Другой отраслью, способствовавшей появлению опытных мастеров, было мореплавание, требовавшее точных и тщательно сделанных приборов. Объемы британского мореплавания колоссально выросли в XVIII в., и морские приборы стали основной продукцией таких людей, как Гаррисон, Смитон и Рамсден. Третьей отраслью, ставшей источником навыков и изобретательности, необходимых для промышленной революции, являлось горное дело. Горняки нуждались в насосах и транспортном оборудовании, вследствие чего и паровая машина, и железные рельсы изначально предназначались для использования в шахтах. К концу XVII в. британские горные и металлургические технологии по-прежнему «на сто – сто пятьдесят лет отставали от самых прогрессивных континентальных технологий» (Hollister-Short, 1976, p. 160). К 1760 г. Британия в этих сферах уже стала лидером Европы, обеспечив ей техническое преимущество, лишь недавно в полной мере признанное историками[139]. Благодаря традициям, сложившимся в передовых отраслях, Великобритания получила таких инженеров, как Уилкинсон, Ньюкомен и Смитон, способных строить и совершенствовать машины, изобретенные другими[140]. Разумеется, в других странах тоже были свои выдающиеся инженеры. Но большинство из них, включая шведа Кристофера Польхема, австрийца Йозефа-Карла Хелля и француза Жака де Вокансона, работали в относительной изоляции[141]. Напротив, в Великобритании достаточно большая численность инженеров и механиков позволяла им взаимодействовать друг с другом посредством чтения лекций, шпионажа, копирования чужих разработок и их совершенствования. Знаменитое манчестерское Литературно-философское общество и бирмингемское Лунное общество представляли собой лишь два из множества механизмов, с помощью которых производился обмен техническими идеями и технической информацией. Взаимодействие между инженерами, учеными и бизнесменами порождало итог, превосходивший сумму его отдельных компонентов. Технические изменения и получение новой информации – процессы, не подчиняющиеся законам арифметики.

Британия не обладала существенным научным преимуществом, которое могло бы объяснить ее техническое лидерство. В свете скромной роли, которую научный прогресс играл в техническом прогрессе, такое наблюдение едва ли удивительно. Один из историков науки (Kuhn, 1977, p. 143) даже называет Великобританию в эпоху промышленной революции «в целом отсталой» страной и делает вывод о том, что технические изменения того времени, очевидно, происходили без участия науки. Как мы видели, подобная точка зрения все же чрезмерно упрощает ситуацию. Возможно, мы сможем более точно оценить вклад, внесенный наукой в завоевание Британией технического лидерства, если признаем, что в Великобритании не обязательно было «больше» науки, чем в других странах, но что эта была другая наука. Как отмечает Кан, традиционное представление о том, что британская наука в первую очередь была экспериментальной и механистической, а французская наука – главным образом математической и дедуктивной, как будто бы прошло проверку временем (Kuhn, 1977, p. 137). На ранних этапах промышленной революции преимущество было за теми, кто имел прикладную и приземленную науку и чье научное сообщество поддерживало тесные связи с инженерами и промышленниками. В Великобритании, как недавно подчеркивал Джейкоб (Jacob, 1988), ученые не находились ни на службе у политического статус-кво, ни в оппозиции к нему. В отличие от континента, где ученые и философы либо противодействовали политическому истэблишменту, либо были им наняты, британские ученые и инженеры работали