Украинский вопрос и политика идентичности - Алексей Ильич Миллер

Реакция Белинского на слухи о киевских арестах вполне соответствовала его прежней позиции: «Ох мне эти хохлы! Ведь бараны – а либеральничают во имя галушек и вареников с свиным салом! И вот теперь писать ничего нельзя – все марают. А с другой стороны, как и жаловаться на правительство? Какое же правительство позволит печатно проповедовать отторжение от него области?» – пишет он П. В. Анненкову в начале декабря 1847 г.[928]

В 1847 г. «Чтения в Императорском обществе истории и древностей российских» публикуют неоконченную работу Юрия Ивановича Венелина «Спор между южанами и северянами по поводу их россизма». Венелин, сам закарпатский русин, был сторонником концепции большой русской нации: «Весь Русский народ, как он есть ныне, по огромности своей […] разделился только на две ветви. […] Этих ветвей иначе назвать нельзя как Северною и Южною»[929]. Главной причиной возникновения различий между южанами и северянами Венелин считал нашествия татар, турок и германцев, причисляя к последним ляхов, в некотором смысле «выворачивая наизнанку» теорию поляка / украинца Францишека Духиньского о неславянском, туранском происхождении москалей[930].

Отвечая на вопрос, «что такое Украйна, что такое козаки, что Малая Россия, что мало-россы?», Венелин, вполне в духе рассуждений Квитки четвертью века раньше, иронизирует над обеими сторонами «спора»:

Мне часто случалось быть свидетелем, как иному Украинскому Русаку прилагалось имя Хохла, в противоположность Русскому слову; в Украинцах иной, мудрено ученый Северянин, по нелепому мнению, видит какую-то смесь беглых Малороссов, Татар, Поляков, Литвы. […] Другое дело с Русяками Волынскими, Подольскими, Гродненскими, Белостокскими и Люблинскими в Царстве Польском. Эти Южане в глазах Москвитянина ни за какие деньги не омоют от Ляхизма. […] По мнению Москвитян […] тот только настоящий Русский, кто умеет гаварить панастоящему, т. е. па-Русски, а это значит: по-Северному. Но горе Южанину; вы можете знать в совершенстве Северное Русское наречие или, так называемый, Русский язык; можете даже почти совершенно подделаться под Северный выговор; но горе вам, если вы споткнулись в малейшем оттенении в выговоре; вам скажут: «Вы верна из немцов?» или «Вы верно не здешний?» и тогда, любезный мой Южанин, называйся как тебе заблагорассудится, Испанцем, Прусаком, Халдейцем или Тарапанцем, все равно, все тебе поверят и как ты ни вертись, ни божись, все ты не Русский!! Но ты скажешь, что ты Мало-росс; все равно, все ты не Русский, ибо Московскому простолюдину чуждо слово Росс; и будет ли этот Росс велик или мал, для него все равно, только он убежден, что он не Русский, а Поляк, или Хохол, или Литва, или Козак, или Украинец, или что-либо похожее; словом, что он не свой. И в самом деле, можно ли человека почесть своим, которой не носит красной или цветной рубашки, называет щи борщом, и не гаварит харашо, а добре!!.[931]

Но за то и Южане, в свою очередь, не допускают Северян участвовать в Россизме; как ни называй себя он Русским, все таки он не Русин, а Москаль, Липован и Кацап. По мнению южан настоящая Русь простирается только до тех пределов до коих живут Южане, а все прочее Московщина. […] Вот опять новое мнение à la oussatch, à la britaya golova. Из этого следует, что и бородач, и усач стоят один другого[932].

Однако, вдоволь поиздевавшись над простонародным восприятием того, что мы бы назвали сегодня этнолингвистическими различиями, Венелин теперь, в 1847 г., замечает, что значение этих различий определяется тем, какой смысл придадут им «безбородые», то есть образованные, для своих политических целей.

Иначе смотрели на малороссийские дела славянофилы. Юрий Федорович Самарин писал в 1850 г., отчетливо следуя традиции видеть в малороссах / украинцах отдельный народ:

Пусть же народ украинский сохраняет свой язык, свои обычаи, свои песни, свои предания; пусть в братском общении и рука об руку с великорусским племенем развивает он на поприще науки и искусства, для которых так щедро наделила его природа, свою духовную самобытность во всей природной оригинальности ее стремлений; пусть учреждения, для него созданные, приспособляются более и более к местным его потребностям. Но в то же время пусть он помнит, что историческая роль его – в пределах России, а не вне ее, в общем составе государства Московского[933].

Похоже, что в это же время именно в связи с делом Кирилло-Мефодиевского общества впервые появляется и термин украинофильство, скроенный по образцу уже ставшего к тому времени привычным славянофильства. В секретном докладе шефа жандармов Алексея Федоровича Орлова царю о расследовании дела общества говорится: «В Киеве же и Малороссии славянофильство превращается в украйнофильство. Там молодые люди с идеею соединения славян соединяют мысли о восстановлении языка, литературы и нравов Малороссии, доходя даже до мечтаний о возвращении времен прежней вольницы и гетманщины»[934]. В конце 1840-х годов власти сочли вредным дать сколько-нибудь внятную публичную трактовку дела и не допустили его обсуждения в печати[935]. Поэтому лишь весьма закамуфлированные рассуждения Венелина о «безбородых» стали достоянием публики, а все остальные приведенные выше цитаты взяты из писем и дневников.

На рубеже эпох

Середина и вторая половина 1850-х годов, когда направление нового царствования еще только определялось, а цензура с опаской пересматривала драконовские установки поздних николаевских лет, были переходным периодом для многих тем общественной мысли.

Яркий пример этого переходного времени применительно к малороссу – известный спор вокруг наследия Киевской Руси между Михаилом Погодиным и Михаилом Максимовичем[936]. Погодин начал интересоваться украинской темой в 1830-х годах и, вслед за чешскими славистами Йозефом Добровским и Павлом Йозефом Шафариком, считал, что малороссийский и великороссийский языки были двумя разными языками, существовавшими со времен Киевской Руси[937]. В 1845 г. он писал Ивану Васильевичу Киреевскому о том, что «Великороссияне живут рядом с Малороссиянами, исповедуют одну веру, имеют одну судьбу, долго одну Историю. Но сколько есть различия между Великороссиянами и Малороссиянами! Нет ли у нас большего сходства в некоторых качествах даже с Французами, чем с ними? В чем же состоит сходство? – Этот вопрос гораздо затруднительнее»[938]. В 1856–1857 гг. Погодин, имплицитно признавая малороссов и великороссов разными народами, выдвинул тезис, что язык и население Киевской Руси до татарского нашествия были великорусскими, а малороссы заняли эту территорию лишь в XIV–XV вв. после ухода великороссов на север. Погодин возражал против объявления «Малороссийским того, что принадлежит нам (т. е. Великоруссам) искони», как бы допуская возможность «имущественного спора» за Киев[939]. Объясняя, почему заведомо любит Киев