Украинский вопрос и политика идентичности - Алексей Ильич Миллер

он ни был, таки прочно внутри сидит централист!»[1011] Стремление некоторых малороссов к подражанию великорусской культуре как непременно высшей в ущерб развитию собственной понималось как заблуждение или результат подавления и травмы от насильственной русификации. Символ веры Чикаленко и других украинских националистов состоял в том, что с развитием собственной прессы и начальной школы на родном языке «все эти русины, малороссы и хохлы станут национально сознательными украинцами на территории от Сяна до Дона»[1012].

Для киевских русских националистов, которые сами идентифицировали себя как малороссов, малоросс «звучит гордо». Они, продолжая линию «Киевлянина» 1860–1870-х годов, соревновались с украинскими националистами за культурное наследие Малороссии, стараясь утвердить малороссийскую принадлежность многих ключевых фигур, включая Шевченко, на которых претендовал и украинский пантеон. «Сепаратистические» нотки у Шевченко, по их мнению, появились только под воздействием вредных влияний полонофильского кружка Кирилло-Мефодиевского братства[1013]. ККРН считал себя истинным выразителем малороссиян: «Я сам – чистокровный малоросс и горячо люблю свою родину, ее чудную природу, обычаи, язык и предания, историю, как люблю и хохлов, ленивых и добродушных. Но я всеми силами души ненавижу украинофильство, движение предательское и подлое», – так неоднократно рассуждал лидер клуба А. И. Савенко на страницах «Киевлянина»[1014]. Впрочем, в этой же статье автор превращает понятие малоросс в «уходящую натуру», только далеко не в том смысле, что его оппоненты-украинцы: «В настоящее время малороссийский крестьянин совершенно не знает слова "малоросс". Если вы спросите малоросса о его национальном происхождении, он всегда и неизменно отвечает: "Я – русский". Представление о полном единстве русского народа глубоко внедрилось в умы южноруссов».

При этом деятели клуба русских националистов уже не принимали безоговорочно привычных стереотипов образа малоросса как веселого, добродушного обитателя Юга, любящего вкусно поесть и спеть красивую песню. Они не раз жаловались на великороссов за упрощенное понимание ситуации в Юго-Западном крае. «О Малороссии они имеют такое же смутное представление, как французы о России. Им представляется, что мы, малороссы, живем среди вишневых садов, в белых мазанках и целый день едим вареники и ругаемся на малороссийском наречии», – писал тот же Савенко[1015]. Он многократно пытался показать, что малоросс может быть современным городским обывателем, истинным буржуа, которых так не хватало в империи. Мультимиллионеры Михаил Иванович Терещенко и Павел Иванович Харитоненко в этом смысле были блестящими образцами типа малоросса-предпринимателя и малоросса-купца[1016]. С определенного времени ККРН стал претендовать на лидерство среди русских националистов в масштабе всей империи, ссылаясь среди прочего на свои успехи в ходе избирательных кампаний: «…в то время, как великороссийские губернии даже в Третью думу послали в значительном числе революционеров, Малороссия послала в Таврический Дворец почти сплошь русских националистов, и в то время, как великороссийская Москва и Петербург служат оплотом революции, центр Малороссии – Киев – служит центром всего общерусского патриотического движения»[1017].

По сравнению с первой половиной XIX в. в русском дискурсе о малороссе произошла определенная трансформация: тогда в малороссе следовало «заново открыть» русскость, искаженную и подавленную польскими влияниями, а в начале XX в. о польских влияниях говорилось уже редко, русскость малоросса воспринималась (или представлялась) как естественное состояние. Хотя эту русскость нужно было «защищать» от «отравляющего влияния» украинской пропаганды, но по своему «качеству» малороссийская русскость даже претендовала быть более основательной и прочной, чем великорусская, податливая на искушения революционных идей и обманчивые голоса из среды меньшинств на окраинах империи.

«Внешний» дискурс – споры о малороссе на столичной имперской сцене

По мере того, как правые русские националисты, прежде всего ККРН, усиливали свои позиции в ходе выборов, кадеты вынуждены были искать в Юго-Западном крае союзников против правых именно в среде украинского движения. Сотрудничество носило, главным образом, тактический характер, у сторон были весьма разные взгляды на «украинский вопрос», но, ведомые логикой партийной борьбы, кадеты включали в свои выступления некоторые постулаты украинского лагеря и заступались за украинцев в Думе, когда те подвергались репрессиям со стороны властей. ККРН же неизменно призывал дать правительству «навести порядок», когда то действовало против украинского движения[1018]. В этих условиях и ККРН, и ТУП пытались по-своему сформировать общественное мнение о малороссе и украинском вопросе в столицах империи.

А. И. Савенко ясно формулировал эту задачу уже в 1908 г.:

Нельзя не признать, что в ошибке и тревоге националистов-великороссов повинны и мы, малороссы. Политические и литературные деятели Великороссии много слыхали об украинофильстве, которое шумит и шумит. При том же украинофилы имеют наглость говорить от имени всего «украинского народа». Но в Великороссии ничего не слыхали о контрукраинофильстве. Едва ли не почин в этом отношении сделал Клуб русских националистов, поставивший одной из главных своих задач борьбу с украинофильством силами самой Украины[1019].

Правые представители Юго-Западного края охотно выпускали на трибуну Думы крестьянских депутатов, которые говорили как бы от имени всех крестьян-малороссов. Г. А. Андрийчук, представлявший Подольскую губернию, заявлял: «Всякую украинофильскую пропаганду мы отвергаем, ибо никогда не считали и не считаем себя нерусскими, и с какой бы хитростью не старались услужливые гг. Милюковы вселить в нас сознание розни с великороссами, им это не удастся. Мы, малороссы, как и великороссы, суть люди русские»[1020].

Пожалуй, самой действенной пропагандистской акцией киевских малороссов-антиукраинцев стала публикация в Киеве в 1912 г. книги чиновника по особым поручениям, киевского цензора Сергея Никифоровича Щеголева «Украинское движение как современный этап южнорусского сепаратизма»[1021]. До революции книга выдержала четыре издания, причем, наряду с первой пространной версией, Щеголев издал еще и краткую, более приспособленную для сугубо пропагандистских целей. Щеголев собрал огромный объем информации (его книга до сих пор остается самым подробным описанием украинского движения того периода) и с помощью многочисленных цитат решительно доказывал сепаратистскую природу украинского движения. Он, между прочим, внес свою лепту в дискуссию о понятиях, разводя термины украинец и мазепинец и демонстрируя готовность первый из них «легализовать», превратив его в синоним лояльного малоросса:

Мы ничего не имели бы против того, чтобы малорусское население называть украинским (называют же его поляки «русинским», а немцы «рутенским»), если бы этот термин имел только этнографическое значение. Так как, однако, термин этот на обыденном языке связан с известным культурно-политическим credo, то он может дать повод к недоразумениям и должен осторожно употребляться всяким писателем, не желающим жонглировать словами. Суть дела такова: «мазепинцы», составляя большинство (русофобское) в украинской партии, относятся к ней, как часть к целому; украинцы, как партия, составляют (в Австрии и в России) часть