Украинский вопрос и политика идентичности - Алексей Ильич Миллер

у сторон были весьма разные взгляды на «украинский вопрос», но, ведомые логикой партийной борьбы, кадеты включали в свои выступления некоторые постулаты украинского лагеря и заступались за украинцев в Думе, когда те подвергались репрессиям со стороны властей. ККРН же неизменно призывал дать правительству «навести порядок», когда это действовало против украинского движения. В этих условиях и ККРН, и ТУП пытались по-своему сформировать общественное мнение о малороссе и украинском вопросе в столицах империи.

Правые представители Юго-Западного края охотно выпускали на трибуну Думы крестьянских депутатов, выступавших от имени всех крестьян-малороссов. А самой действенной пропагандистской акцией киевских малороссов-антиукраинцев стала публикация в Киеве в 1912 г. книги чиновника по особым поручениям, киевского цензора Сергея Щеголева «Украинское движение как современный этап южнорусского сепаратизма». До революции книга выдержала четыре издания, причем, наряду с первой пространной версией, Щеголев издал еще и краткую, более приспособленную для сугубо пропагандистских целей. Он собрал огромный объем информации (его книга до сих пор остается самым подробным описанием украинского движения того периода) и с помощью многочисленных цитат решительно доказывал сепаратистскую природу украинского движения. Он, между прочим, внес свою лепту в дискуссию о понятиях, разводя термины украинец и мазепинец и демонстрируя готовность первый из них «легализовать», превратив его в синоним лояльного малоросса.

В том же 1912 г. Петр Струве, сильно разругавшийся со своими коллегами-кадетами именно из-за украинского вопроса, поскольку занимал в нем позиции, не предполагавшие даже тактического союза с украинским движением, демонстрировал, независимо от Щеголева, ту же тенденцию легализовать и перезагрузить понятие украинец, сделав его синонимом малоросса. Здесь можно увидеть один из источников того дуализма уже в понятии украинец в самой украинской среде, который столь характерен для XX и XXI в. – в одной трактовке это человек заведомо враждебный России и русским, в другой – близкий.

Украинский лагерь быстро пришел к мнению о необходимости ответить Щеголеву, чтобы нейтрализовать пропагандистский эффект его книги в столицах империи. Петр Стебницкий и Александр Лотоцкий, две наиболее влиятельные фигуры в украинских кругах Петербурга, подготовили большую брошюру «Украинский вопрос», анонимно изданную в Петербурге в 1914 г. Этот текст, обращенный к великорусскому читателю, представлял собой сознательную попытку подогнать под читателя не только идейное содержание, но и понятийную систему. В нем малоросс, хохол, кацап лишены негативной коннотации, уже вполне характерной для «внутреннего» украинского дискурса. Малоросс / малорусский неоднократно употребляется там, где во «внутреннем» дискурсе определенно стояло бы украинец / украинский. Вместе с тем Стебницкий и Лотоцкий стараются осторожно, без нажима, отстоять термин украинский и перед великорусским читателем, пытаются переосмыслить понятие общерусский язык, рассуждая в том смысле, что вернее было бы говорить об «общероссийском, в государственном смысле, чем общерусском как соединении велико- и малорусских черт».

«Украинский вопрос» – наиболее полное выражение устойчивой тактики украинских авторов в их обращении «вовне», когда и тезисы, и понятия вынужденно или из тактических соображений приспосабливались к аудитории.

Таким образом, понятия малоросс, украинец и другие, связанные с ними, были не только предметом рефлексии и споров внутри разных политических лагерей. Анализу и попыткам манипуляции подвергались понятийные системы оппонентов.

Вместо послесловия: долгая смерть малоросса

После революции 1917 г. и Гражданской войны идея общерусской нации, объединяющей великороссов, малороссов и белорусов, была вынуждена эмигрировать из Советской России вместе с ее носителями. Одними из главных ее хранителей были те, кто отстаивал свою малорусскую идентичность. Студенты, создавшие в Праге в 1925 г. «Общество единства русской культуры», писали: «Мы – малороссы и белорусы, не отказываемся от наших народных особенностей, знакомых и любимых нами с детства, от языка родного края, от песен своего народа. Нам дороги его нравы и обычаи, весь его бытовой уклад. Но мы не забываем, что все мы – украинцы, кубанцы, галичане, белорусы (здесь украинцы – одно из региональных названий. – А. М.), все, без различия политических убеждений, в то же время и русские, наравне с великороссами. Как баварцы и саксонцы – немцы наравне с пруссаками, провансальцы и гасконцы – французы наравне с бретонцами, тосканцы и сицилийцы – итальянцы наравне с ломбардцами. Для нас ясно, что великая Россия не равнозначна Великороссии. Над созданием общего отечества русских малороссы и белорусы трудились не менее великороссов…»

Помимо таких безыскусных суждений были и попытки заново осмыслить эту ситуацию с осознанием ее сложности, изменений, произошедших в годы войн и революций. Вот, например, Василий Шульгин в 1922 г. в книге «Нечто фантастическое» призывает сосредоточиться на «прочном устройстве русского племени». И племя это у него включает «южнорусский народ, который сначала поляки, а потом немцы называли украинцами». Он рассуждает так: «Все окраины вместо федерации пожаловать широкой автономией. В то время, как в России будут областные автономии – Петроградская, Московская, Киевская, Харьковская, Одесская, здесь будут области: Литовская, Латышская, Грузинская. Там будет, например, Киевская областная Дума, а здесь – Литовский Сейм… В Харьковской областной Думе председатель обязательно должен говорить по-русски, а остальные – кто во что горазд, хоть по-украински. А здесь, например, в Латвии председатель – обязательно по-латышски, а остальные, если хотят – хоть по-русски». Это, конечно, сознательное фраппирование, но и попытка подсказать тем в России, кто как раз в 1922 г. занят проектированием СССР. Но были и такие серьезные люди, как, например, Николай Трубецкой, который уже позже, в 1927 г., рассуждает о том, что «краевая и племенная дифференциация русской культуры не должна доходить до самого верха культурного здания, до ценностей высшего порядка, в то время как на нижнем этаже племенные и краевые перегородки должны быть сильно развиты и отчетливо выражены». С такой программой он пытается обратиться к украинской части постреволюционной эмиграции и говорит о том, что «сама правомерность создания особой украинской культуры, не совпадающей с великорусской, уже не подлежит отрицанию, а правильное развитие национального самосознания укажет будущим творцам этой культуры как ее естественные пределы, так и ее истинную сущность и истинную задачу: быть особой украинской индивидуацией общерусской культуры». Трубецкому отвечал Дмитрий Дорошенко, но готовности принять аргументы знаменитого лингвиста он не продемонстрировал.

В 1929 г. русские эмигранты в Праге создают издательство с символическим названием «Единство». Они издают целую серию брошюр, задача которых – объяснить историческую противоестественность украинства как отдельной национальной идеи. Профессора Лаппо, Волконский, Мякотин публикуют свои исторические и филологические рассуждения на эту тему. Особняком среди этих брошюр стоит брошюра Петра Бицилли – очень глубокого мыслителя, который преподавал не в Праге, а в Софийском университете. Он говорил следующее: «Аргумент исторический я оставляю не имеющим никакой силы. А аргумент филологический считаю основанным на недоразумении (это к вопросу о