Украинский вопрос и политика идентичности - Алексей Ильич Миллер

Либеральные публицисты в Петербурге старались найти какой-то средний путь между этими взаимоисключающими точками зрения, боровшимися в Киеве. В дискуссии возникает термин «раса», понятие украинца начинает антропологизироваться, и на первое место кроме языка выходит именно расовый признак.

Украинец против малоросса

Баталии по поводу статуса малорусского языка /наречия не утихали в течение всей второй половины XIX и начала XX в. Часто в контексте этих споров использовалось понятие общерусский язык. Новый импульс дискуссии получили после признания украинского самостоятельным языком в 1904 г. Это несколько убавило категоричности в высказываниях противников украинского движения, но отнюдь не прекратило полемику. «Понятийная война» захватила и Галицию. Обилие версий национальных самоназваний стало результатом борьбы сторонников разных концепций национального самоопределения, обострившейся в среде галицийских русинов во второй половине XIX – начале XX в. Для представителей всех направлений главным самоназванием вплоть до Первой мировой войны оставался традиционный этноним Русь, но интерпретировали его по-разному. За малозаметными различиями в написании прилагательного руский – русский – руський стояли существенные расхождения галицийских «старорусинов», «русофилов» и «украинофилов».

Контакты как с украинофильскими, так и с панславистскими деятелями из Российской империи, заметно усилившиеся в 60-е годы XIX в., привели к тому, что термины Малая Русь, малоруский, малороссийский стали самоидентификаторами в публичном дискурсе. Уже во второй половине 1860-х годов ряд видных деятелей галицко-русского движения, не меняя малоруской самоидентификации, стали подчеркивать культурное единство «со всем русским миром». Украинофилы сначала повсеместно использовали термин малоруський народ, уравнивая понятия Русь и Малая Русь, а затем и Украина (Русь – Украина). Но уже в начале XX в. Малороссия и малороссийский (наряду с русский) утвердились как национальные самоназвания русофилов («москвофилов») и стали неприемлемыми для их оппонентов – украинофилов-народовцев. Русофилы подвергли эту тенденцию критике с теми же аргументами, что использовались противниками украинцев в России. Можно проследить и примеры влияния галицийских сочинений на русский дискурс.

Уже в конце XIX в. украинские деятели отказываются от терминов малоросс и украинофил. Кодифицированную форму украинский национализм приобрел в «Словаре украинского языка» Б. Д. Гринченко (1907–1909): в нем ожидаемо отсутствовали малоросс и хохол, а среди «украинских» статей было также «украинство: свойство и деятельность украинца в национальном смысле». Консолидация результатов этого нового этапа «борьбы за понятия» происходит после революции 1905 г., в принципиально новых условиях.

Возникла легальная политическая конкуренция, связанная с выборами городских дум и Государственной думы. Резкое ослабление цензурного пресса позволило легально выходить украинским изданиям, которые включились в полемику с русскими. Среди первых особая роль принадлежала ежедневной газете «Рада». Главным оппонентом «Рады» был «Киевлянин», продолжавший антиукраинскую линию 1870-х годов и ставший главным органом созданного усилиями Анатолия Савенко и Дмитрия Пихно под патронатом Петра Столыпина Киевского клуба русских националистов (далее: ККРН). Примерно в это же время в Киеве создается и Общество украинских прогрессистов (Товариство українських поступовців, далее: ТУП). Эти организации олицетворяли два лагеря, непримиримых в своем отношении к украинству.

Особенность киевской ситуации состояла в том, что украинские активисты и малороссы-антиукраинцы из ККРН обращались к одному и тому же местному читателю, то есть к тому политически еще не определившемуся малороссу, хохлу, которого одни хотели сделать украинским националистом, а другие – националистом русским. Прежняя борьба за интерпретацию понятия малоросс дополнилась борьбой за умы и сердца реальных людей.

Следуя логике этой борьбы, оба лагеря, состоявшие из выходцев из одной среды и часто хорошо знакомых друг с другом, старались представить друг друга в самом черном цвете. ККРН в дискурсе «Рады» – черносотенцы, реакционеры и предатели собственной нации. В дискурсе КРНН круг «Рады» и ТУП – мазепинцы, отщепенцы, раскольники, сепаратисты, русофобы, агенты внешних сил, причем теперь не только и даже не столько поляков, сколько Австрии и Германии. Если для «Рады» малороссы-антиукраинцы все сплошь были реакционеры, то «Киевлянин» всех украинцев-националистов представлял космополитами, социалистами и беспринципными революционерами.

Но ситуация кардинально менялась, когда обе стороны начинали говорить о малороссе неполитизированном. Для украинцев такие люди были прежде всего жертвами русификации и «несознательными украинцами», теми, кого надо было спасти для украинской нации. Великоросская же культура для украинских националистов была бедной и грубой. Они часто намекали на пристрастие великороссов к спиртным напиткам, бешеным пляскам и грубому обращению с близкими. В этом смысле украинский дискурс разделял западное видение русских как полудикого азиатского народа, неспособного к европейскому образу жизни. Центральные российские губернии подобно метрополии выкачивали из Малороссии средства, не возвращая их в форме развития школьного образования и развития инфраструктуры. Таким образом, великоросс – колонизатор, пренебрегающий потребностями порабощенного народа. В политическом плане восточный тип великороссов представлялся патриархально-реакционным, причем это касалось не только монархистов, но и кадетов – союзников украинских националистов. Стремление некоторых малороссов к подражанию великорусской культуре как непременно высшей в ущерб развитию собственной понималось как заблуждение или результат подавления и травмы от насильственной русификации.

Для киевских русских националистов малоросс «звучит гордо». Они, продолжая линию «Киевлянина» 1860–1870-х годов, соревновались с украинскими националистами за культурное наследие Малороссии, стараясь утвердить малороссийскую принадлежность многих ключевых фигур, включая Шевченко, на которых претендовал и украинский пантеон. «Сепаратистические» нотки у Шевченко, по их мнению, появились только под воздействием вредных влияний полонофильского кружка Кирилло-Мефодиевского братства.

При этом деятели клуба русских националистов уже не принимали безоговорочно привычных стереотипов образа малоросса как веселого, добродушного обитателя Юга, любящего вкусно поесть и спеть красивую песню. Они не раз жаловались на великороссов за упрощенное понимание ситуации в Юго-Западном крае, пытаясь показать, что малоросс может быть современным городским обывателем, истинным буржуа, которых так не хватало в империи. Мультимиллионеры Михаил Терещенко и Павел Харитоненко в этом смысле были блестящими образцами типа малоросса-предпринимателя и малоросса-купца. Со временем ККРН стал претендовать и на лидерство среди русских националистов в масштабе всей империи, ссылаясь, среди прочего, на свои успехи в ходе избирательных кампаний.

Если в первой половине XIX в. в малороссе «заново открывали» русскость, искаженную и подавленную польскими влияниями, то в начале XX в. о польских влияниях почти забыли, русскость малоросса воспринималась (или представлялась) как естественная. Ее теперь нужно было «защищать» от «отравляющего влияния» украинской пропаганды, но по своему качеству малороссийская русскость даже претендовала быть более основательной и прочной, чем великорусская, податливая на искушения революционных идей и обманчивые голоса из среды окраинных меньшинств.

Столичный взгляд на малоросса

По мере того как правые русские националисты, прежде всего ККРН, усиливали позиции в ходе выборов, кадеты вынуждены были искать в Юго-Западном крае союзников против правых именно в среде украинского движения. Сотрудничество носило главным образом тактический характер,