Оружие слабых. Повседневные формы крестьянского сопротивления - Джеймс Кэмпбелл Скотт

Басиру или Амину, на которых часто работает её бригада по пересадке риса, она ответила, что ей было бы неловко (мафу) обращаться с такими вопросами[397]. Басир и Амин, добавила она, сообщили, что для включения в программу ей следует вступить в ОМНО. Однако она этого не сделала. Кроме того, Росни сама починила свой дом и без их досок: «Если бы они оказали мне помощь, я бы её приняла, но я не буду никого умолять (минта) или доставлять неприятности (качау)». Что касается других селян, то, сколько бы жалоб ни звучало от них в беседах с глазу на глаз, они проявляли осторожность, чтобы не спровоцировать открытую конфронтацию с Басиром, который в дальнейшем мог им навредить. Газали, член ОМНО, чья жена была родом из семьи твёрдых приверженцев ПАС, возможно, был довольно расстроен, что не смог подписаться под официальным обращением с жалобой, но ничего не высказал Басиру напрямую. Почему? «Я не хочу рвать связи (пеках перхубунган) с Басиром, поэтому я промолчал».

Однако протест против действий деревенского комитета не ограничивался лишь охаиванием его представителей за глаза и общим возмущением по поводу несправедливости. На неформальном собрании в сельской лавке Самата несколько членов ПАС призвали присутствующих пойти жаловаться в окружную администрацию всей толпой[398]. До этого они узнали, что аналогичная группа из Сунгай-Керина уже отправилась в окружную администрацию в Ян-Бесаре, чтобы выразить протест против того, как там проводится обследование домохозяйств. Однако в Седаке особого энтузиазма по поводу того, чтобы предпринять аналогичные действия, не было. «Это были просто разговоры, у них не было достаточно храбрости, чтобы туда пойти», – отметил Газали. Судя по всему, единственным человеком, который был достаточно разъярен и/или храбр, чтобы протестовать лично, был Тощий Мат, однако он отправился в не в окружную администрацию, а в близлежащее управление подокруга (пенхулу). Наконец, несколько человек согласились составить официальное заявление протеста и направить его копии премьер-министру (ментери бесар) Кедаха, главе администрации округа и Национальному бюро расследований (Биро Сисиатан Насионал, БСН), которое занимается обвинениями в коррупции. Заявление, подготовленное тем же вечером, подписали Мат Иса, Бакри бин Хаджи Вахаб, Мат Наси (все они были членами ПАС) и Газали, член ОМНО, фактически состоявший в деревенском комитете, по меньшей мере номинально. В нём в уважительной форме были представлены жалобы на несправедливое обследование домохозяйств и распределение средств, обвинения в адрес комитета в существующем положении дел, заявление, что в деревне происходит разрушение согласия, и просьба направить кого-нибудь для исправления ситуации[399]. Подобные письма, судя по всему, приходили и из многих других деревень, отобранных для получения субсидий по ПДБ.

Этот протест не принес никаких результатов, хотя утверждается, что через пару недель какие-то представители БСН прибыли в деревню для беседы с Басиром. Сам он это отрицает. Ему, конечно же, известно, что заявления были направлены, но «они не имеют никакого эффекта (так ада кесан)», добавляет Басир с самоуверенной улыбкой.

Хаджи Салим также сообщил мне, что он знает о письмах, в которых содержались обвинения в его адрес и угрозы отдать его и деревенский комитет под суд. Но, по его словам, «если им что-то не нравится, пусть выигрывают следующие выборы и раздают всё своим людям».

Однажды ночью, вскоре после того, как стало понятно, что помощь будет оказана только членам ОМНО, кто-то полностью закрасил вывеску ПДБ в деревенском деване черной краской. На следующий день была вызвана полиция, которая провела небрежные обыски, рассчитывая обнаружить кисти или банки с черной краской в подвале нескольких домов, но тщетно. Злоумышленники (или злоумышленник) так и не были найдены.

Обделенные могли бросать камни в огород противника, игнорируя членов деревенского комитета, когда они проходили мимо, а также при помощи своего рода «ритуального бойкота», – но этим открытый протест по большей части и ограничивался. В маленькой деревне наподобие Седаки такие «занижения» обладают недюжинной силой. Основное бремя общественного презрения принял на себя Басир. Так уж вышло, что в следующем месяце его дочери предстояло выходить замуж, и он счёл своим долгом позвать каждую семью на церемонию, именуемую берсандин. По меньшей мере десять семей вообще не явились на это празднование, хотя большинство из них пришли бы, если бы не вся эта ситуация[400]. Несколько бедняков из сторонников ПАС, например, Пак Ях и Тощий Мат, которые время от времени работали на Басира, посчитали себя обязанными появиться на празднике, но оставались там очень недолго (са'ат саджа), тем самым выразив своё неодобрение происходящего. Хаджи Кадир ограничился лишь закуской из клейкого риса (меньерок пулут саджа), а затем ушёл. Несколько человек, которые на таких мероприятиях обычно помогали с готовкой (например, Мансур), явились лишь в качестве гостей. Из множества утончённых способов исподволь продемонстрировать ту или иную степень презрения пошли в ход почти все. Способ превратить своё появление на празднике в политическую декларацию обнаружили даже те члены ПАС, которые пришли как ни в чём не бывало. Они объяснили своим друзьям из ОМНО, что всю эту кашу заварила не их сторона, что не они пытались «расколоть» (педжах) деревню. Тем самым они продемонстрировали себя с лучшей стороны как защитники деревенских ценностей и заняли позицию морального превосходства над руководством ОМНО.

Это внезапное охлаждение в отношениях между соседями испытал не только Басир. Например, Чик Тун использовала полученные ею пиломатериалы для ремонта и расширения домика, где жил её сын, расположенного напротив старого семейного дома. Теперь она хотела передвинуть это небольшое строение в направлении старого дома и соединить их друг с другом. Для этого потребовалось бы по меньшей мере 70 человек, которые просто подняли бы постройку и перенесли её на нужное место. В связи с этим, Чик Тун организовала особую разновидность пиршества, приуроченную к перемещению дома (кендури усун рунах), пригласила всех своих соседей и приготовила много еды для тех, кто этим займётся. Однако на мероприятие пришли всего три-четыре десятка человек, а большинство семей ПАС, живших в том же конце деревни, что и Чик Тун, демонстративно не явились[401] – было совершенно понятно, что они не хотят помогать перемещать дом, отделанный деревом и цинковой кровлей, которых им не досталось. «Если ОМНО построила ей дом, значит, ОМНО придётся его и перемещать», – эти слова я слышал из уст разных людей. В результате дом просто не удалось передвинуть из-за нехватки людей – сколько бы те, кто за это взялся, ни кричали, ни пыхтели и ни предпринимали всё новые усилия. Чтобы прекратить эту и так крайне неловкую ситуацию,