Флетчер и мятежники - Джон Дрейк

идеально. Город был достаточно велик, чтобы дать простор для моей деятельности, и достаточно далек от главного порта Кингстона, где стоял флот, и от столицы, Спэниш-Тауна, где сидели губернатор и парламент, чтобы уберечь меня от внимания властей. Вскоре я понял, что нахожусь в безопасности, покуда не стану хватать людей за грудки со словами:

— Доброго вам дня, сэр, я Джейкоб Флетчер, прославленный мятежник и убийца.

Таким вот суровым и бесхитростным местом была Ямайка в девяностых. Власть здесь принадлежала плантаторам как классу; жили они в основном в своих поместьях, а их представления о культуре сводились к чудовищным пирам, беспробудному пьянству, наживе и овладению каждой рабыней, до которой они могли дотянуться.

Расставшись с капитаном Клаудом и «Леди Джейн», мы с Сэмми и Кейт сняли комнаты у миссис Годфри, вдовы-метиски, имевшей собственный дом и выводок детей от своего покойного так называемого мужа, который на самом деле был ее хозяином. Но он оставил ей дом и свободу, а также свободу для детишек, ибо по ямайскому закону потомство от союза белого и метиски-мустифино было свободным по праву рождения и не могло быть ни куплено, ни продано.

И в этом кроется разгадка того, как несколько тысяч белых мужчин держали в повиновении огромное рабское население. Устроено было так: дитя белого и черной было мулатом, дитя белого и мулатки — самбо, а дитя белого и самбо — мустифино. Были еще квартероны, октороны и прочие, рожденные от различных сочетаний этих смесей. Все это кажется нелепым, но воспринималось со смертельной серьезностью, и у каждого было свое место в иерархии. И, разумеется, были мароны, которые не имели к этому никакого отношения, поскольку жили свободными в горах и считали себя лучше всех прочих.

Следовательно, покуда все были заняты борьбой за свое место, ни о каком объединении против белых не могло быть и речи.

К концу октября, после нескольких недель в Монтего-Бей, я начал чувствовать себя весьма уютно. Я вновь вложил свою прибыль, когда Клауд продал свой груз, что он и сделал перед отплытием за новыми делами в Кингстон. Я выкупил часть его товаров, тщательно выбрав лишь то, что сама Ямайка производить не могла: медь, свинец и олово в слитках, инструменты, гвозди и болты. Все это я перепродавал с изрядной выгодой плантаторам или их агентам, когда те приезжали за покупками в Монтего-Бей.

С другой стороны, я остался один. Кейт Бут потребовала сумму золотом, чтобы попытать счастья в Кингстоне. Мне было жаль с ней расставаться, ибо она была прелестным созданием, и я знал, что в душе у нее были раны от обид, нанесенных много лет назад, которые нужно было исцелить. Так что я дал ей денег, и она уехала, и я не видел ее долгие годы.

Сэмми же, напротив, прижился на Ямайке на диво. Он даже поправился и заявил, что готов бросить море и остепениться. Причиной тому была сестра миссис Годфри, Хлоя, хорошенькая молодая мустифино вдвое моложе Сэмми, которая стирала на весь дом и которой пришлись по душе шутки и смех Сэмми. Так что мистер Сэмюэл Боун, моряк, съехался с ней и зажил лучше, чем когда-либо в своей жизни: хорошая еда, бойкая молодая женщина, ямайское солнце весь день и ром по вечерам — рай для моряка.

Он жил достаточно близко, чтобы я видел его почти каждый день, и это было хорошо, потому что у меня был кто-то, с кем можно было поговорить, не следя все время за языком. Так что, по мере того как я богател, я не переставал подкидывать ему денег. Меньшего я и не мог сделать, учитывая все, что он для меня сделал: не вытащи Сэмми меня из лап флотских, я бы давно уже болтался на рее под «сытный удушливый соус с каперсами», как говорят на нижней палубе.

Для ведения дел я взял имя Босуэлл, и, поскольку коммерция — природная склонность моей натуры, я преуспевал. Я специализировался на скобяных и металлических товарах и закупал свежую партию с каждого прибывавшего корабля. Как я и предполагал, инструменты, гвозди и металл в слитках оказались чрезвычайно прибыльны, и к началу ноября у меня уже был собственный склад у гавани с конторой и моим именем (Босуэлл), написанным над дверью. Что до работников, то рабов, нанимаемых поденно для тяжелой работы, был бесконечный запас, а некоторые из молодых парней оказывались сообразительными и расторопными и даже обслуживали покупателей. Проблема была в ведении счетов. Поначалу я занимался этим сам, но вскоре мне пришлось это бросить, так как времени требовалось все больше и больше.

Найти клерка оказалось дьявольски трудно. Ни один раб из тысячи не умел ни читать, ни писать, не говоря уже о том, чтобы служить счетоводом. А белых, способных работать по моим стандартам, был ужасный недостаток. Те, кого мне удавалось заполучить, оказывались ленивыми мошенниками, которые подтасовывали цифры, чтобы запустить лапу в кассу. Как вы можете догадаться, с таким же успехом они могли бы попытаться слетать на Луну, как сыграть со мной в эту игру, и каждого из них я должным образом разоблачал, давал взбучку и вышвыривал за шиворот и за штаны через заднюю дверь (не через парадную — это было бы дурно для торговли). Наконец я решил эту проблему и одним махом значительно продвинул свои интересы.

С самого начала я стремился создать круг преданных покупателей, которые меня знали и мне доверяли (весьма выгодное и превосходное дело в бизнесе, на что я особо обращаю ваше внимание). Одним из моих лучших клиентов был человек по имени Джеймс Ли, медник, который занял свою нишу в узкоспециализированном искусстве строительства и ремонта насосов и трубопроводов на винокурнях больших плантаций. Он весьма преуспел в этом, поскольку на Ямайке не хватало квалифицированных механиков всех мастей, и такие, как бондари, плотники, каменщики и кузнецы, могли сколотить состояние, если бы только приложили усердие (тот факт, что не все это делали, — чудовищное обвинение некоторым тупым головам и жирным задницам, что водились на острове).

Мистер Ли, однако, был человеком прилежным, известным всей Ямайке, и его услуги пользовались большим спросом. Но ему было за шестьдесят, и он чувствовал, как его изматывают постоянные разъезды, которых требовала его работа. И вот он сделал мне предложение. Он пришел ко мне в дом миссис Годфри в первое воскресенье ноября. Он был одет в свой лучший английский костюм (вероятно, извлеченный из сундука после тридцати лет хранения, ибо