Шелковый Путь - Колин Фалконер

— Ты себе льстишь. Уезжай, если должен. Но помни вот что. Если ты сегодня ночью уедешь из Кашгара, ты навсегда покинешь своих. Ты будешь потерян и в этом мире, и в ином.

— Боюсь, я уже потерян, что бы я ни делал.

Уильям шагнул ближе.

— Что бы сказал твой отец, будь он здесь? Захотел бы он, чтобы ты бросил свою жизнь на ветер, как он? Какое наследие он тебе оставил! Если ты нигде больше не можешь найти искупления, найди его в этом — в примирении с ним.

Жоссеран неподвижно сидел в тени еще долго после ухода Уильяма. Наконец он поднялся на ноги. Он нашел своего коня и прижался лбом к его затылку, вдыхая запах лошади и кожи. Он почувствовал, как под его бородой дрогнула холка пони.

Уильям был прав. Кайду и его разбойники убьют его, если он вернется. Этого ли хотел для него отец? Неужели его дух следовал за ним по всему Шелковому пути, как говорила Хутулун, его хранитель и защитник, лишь для того, чтобы увидеть, как он погибнет в одном дерзком, но тщетном порыве? Он должен был идти дальше, хотя бы для того, чтобы найти во что верить, найти то, чем бы гордился его отец, то, что сделало бы достойными даже небеса.

Он начал расстегивать подпругу, побежденный верой, как и разумом.

***

CXXX

Мяо-Янь наблюдала за приготовлениями из окна своих покоев, высоко в западной башне. Двор заполнили люди и лошади, в основном иррегулярные войска Алгу в бурых мехах, с деревянными колчанами на спинах, щетинившимися стрелами. Похоже, они были готовы к бою в пути. Их силы были подкреплены воинами из кэшика ее отца, сопровождавшими ее из Шанду.

Среди суеты приготовлений она увидела варвара, неподвижно сидящего на своем жеребце, а рядом с ним — святого человека, скорбного в своей черной рясе с капюшоном.

Отец-Наш-Который-На-Небесах спас ей жизнь, и все же теперь он отказывался даже говорить с ней. Все это было так таинственно. Чем она заслужила его вражду?

Ей не улыбалась перспектива нового путешествия. Хотя она и оправилась от лихорадки, у нее была хворь в животе, и в эту луну у нее не было крови. Должно быть, из-за болезни. Грудь ее тоже болела и набухла, но она не решалась упоминать о столь деликатном деле даже своим служанкам.

Девушки помогли ей забинтовать ее лилейные ножки для путешествия. Две из них сняли с ее ног расшитые шелковые туфельки, затем осторожно размотали длинные полосы бинтов, ярды и ярды их. Она застонала, когда это было сделано, и едва не заплакала от облегчения, как всегда, когда была снята последняя повязка.

Она с отвращением и омерзением посмотрела на обломки своих конечностей. Под бинтами были не ножки маленькой девочки, как воображали мужчины. Без покровов это были ноги чудовища. Своды стоп были раздроблены, а пальцы подвернуты под ступни. С них длинными полосами свисала гниющая плоть.

Она всхлипнула, когда ей чистили ноги, ибо агония со временем не становилась меньше. Во время этой процедуры она подносила к носу цветок, чтобы заглушить запах. Когда все наконец было сделано, служанки заменили бинты свежей полосой ткани.

Вот тебе и жизнь царской принцессы.

Жоссеран напряженно сидел в седле, ожидая, когда распахнутся ворота крепости. Их отряд тесно сгрудился во дворе, и запах татар был удушающим — едкая смесь лошади, козьей шкуры и немытых тел, от которой его чуть не стошнило, даже после столь долгого пребывания среди них. Дикоглазые шаманы проходили сквозь толпу людей и лошадей, кропя землю и затылки коней кобыльим молоком. Это были грязные создания со спутанными бородами и волосами, их белые одежды были запятнаны грязью, и они выкрикивали заклинания в небо.

Он уставился в спину Уильяму. Темные пятна проступали на грубой шерсти его рясы. Похоже, он снова брался за прут, наказывая себя за какое-то прегрешение, известное лишь Богу и ему самому.

Как он жалел, что вообще его встретил.

Окованные железом ворота со скрипом распахнулись, и авангард выехал наружу. Их командир повернул колонну направо, на удачу, прежде чем выровнять строй и направиться к горам. За ними, везя позолоченный паланкин царевны Мяо-Янь и ее дам, выехала повозка, укрытая шелками, мехами и белым горностаем.

Жоссеран и Уильям ехали в хвосте колонны с остальной кавалерией Сартака. Они следовали за караваном через оазис Кашгара, по тополиным аллеям, мимо скоплений сырцовых домов и абрикосовых садов.

Позже тем же утром Сартак и его кэшик свернули на юго-запад, к синей галерее гор. Остальная часть каравана, иррегулярные войска Алгу и повозки с царевной, продолжила путь на север, через перевал.

Они скакали во весь опор по пустыне черных камней, впереди них вздымались немыслимые горы. Жоссеран пришпорил коня, догнал Сартака в авангарде. Сартак ухмыльнулся.

— В чем дело, варвар? — крикнул он.

— Никогда неразумно разделять свои силы, — прокричал ему Жоссеран, перекрывая шум ветра и грохот конских копыт.

— А если твой враг тоже умен, — крикнул тот в ответ, — он никогда не решит, что ты глупец!

— Что ты хочешь сказать?

— Войска Кайду ждут нас в горах! Мы знаем, что они там, но они не знают, что мы это знаем. Так что мы устроили им ловушку. Когда караван достигнет Долины Пастухов, он станет очень соблазнительной целью. Но мы уже успеем обойти их через перевалы и будем ждать на возвышенности. Если Кайду бросит свои силы в засаду, мы их истребим!

— Ты рискуешь жизнью Мяо-Янь!

— Мяо-Янь все еще в крепости! В паланкине нет никого, кроме лучников Алгу. — Сартак рассмеялся, предвкушая битву, которую он сам и спланировал, восхищенный собственной изобретательностью. — Враг увидит то, что ты хочешь, чтобы он увидел. Мы выбрали место для бойни. Как только мы заманим Кайду в ловушку, эти горы снова будут безопасны для наших караванов!

Жоссеран отстал, оставив Сартака скакать вперед. Он был впечатлен хитростью татарина, но в то же время чувствовал невыразимую печаль и, да, страх. Он молился, чтобы, если Кайду и пошлет своих налетчиков в ловушку Сартака, Хутулун не было среди них.

***

CXXXI

Хутулун и ее конница ждали в черных тенях елей. Бурые холмы блестели под покровом инея, который медленно таял с восходом солнца на восточном небе. Минарет и роща тополей поднимались из тумана в дальнем