Песни служителей Адхартаха: призыв - Андрей Кот

от загадочности происходившего в состоянии близкого к удару, беспрерывно кудахтала: “Да как же это, да как же это?” и дергала меня за рукав так, словно была уверена, что именно он – причина наших бед. Я воспользовался минутой, пока до нас никому не было дела и оттащил жену в чулан.

– Да что происходит? Кто все эти люди, и зачем нам уезжать неведомо куда? – набросилась она на меня.

Я напустил на себя мрачный, величественный вид и важно ответил, что “сия тайна не принадлежит мне, скажу лишь, что все мы действуем с благословения самого папы римского”. Мой тон поразил ее больше моих слов, ведь до тех пор я боялся перечить ей, разумно предполагая, что не стоит будить лихо – пока оно спит тихо.

В общем, мы без особых приключений съездили в Шартр и вернулись, как и было велено, через неделю. От соседей я узнал об ужасном происшествии в этой самой комнате. Городская стража склонялась к мнению, что все-таки молодой рыцарь покончил с собой, поэтому история должна была быстро забыться, да и мало ли убийств и случайных смертей происходят вокруг?Люди поболтают да забудут.

Человек беспокоится только о своем неизбежном конце, гибель остальных представляет для него только интерес для пересуд и сплетен, ну, пожалуй, еще разузнать подробности, чтобы знать, как бы самому избежать подобного несчастного случая. Как только любопытство удовлетворено, тут и высказывания заготовлены для разговора в большом количестве: “на все воля божья”, “бог дал – бог взял”, “время лечит”, но вот когда костлявая подбирается к нему самому, тут уже он вспоминает другие слова, что и мир жесток, и бог несправедлив.

Знавал я одного почтенного гончара, так вот, когда его младший брат был при смерти, гончар до последней минуты рассказывал умирающему о своих хворях и болях. Приметив, к примеру, покрасневшие, слезящиеся от боли глаза брата, он тут же рассказывал, как плохо у него самого с глазами. Умирающий закашлялся, гончар тут же поведал ему долгую историю, как был у него на день Иакова страшный насморк и кашель, “вот-то был кашель, так кашель”.

Однажды брат затих и умер, а несносный гончар еще долго, не замечая утраты родственника, жаловался тому на боли в спине, которые точно сведут его в могилу. Когда все же обнаружилось, что душа страдальца давно уже покинула землю, гончар побрел домой крайне недовольный, с некоторой внутренней обидой на брата за то, что тот быстро преставился и не дал досказать ему всех своих бед.

– Вот и вся история, милостивые государи мои. С тех пор никто ко мне с тайными словами не появлялся, вот и живем понемногу, – закончил хозяин свой рассказ.

Люси, заметив, что Прива удивленно забегал глазами по комнате, словно не понимая, как он здесь очутился, быстро подала ему уже другой кубок, стараясь не дать хозяину очнуться окончательно.

Тот, как только отпил из него, немедленно начал заваливаться на бок и наверняка бы упал, если бы его не успели подхватить Четгер Яриг и Амори. Они кое-как вытащили его в коридор и крикнули слуг, объяснив, что их хозяину нужен отдых, видимо, вино ударило в голову.

Ранним утром хмурый Прива с необъяснимым облегчением проводил четверых гостей, но еще долго бродил по двору совершенно не в силах припомнить, что же произошло минувшим днем.

Монастырь. Колокольный звон

На подступах к монастырю ветер принес Амори и его спутникам тревожный звон главного монастырского колокола. Низкий глубокий голос набата призывал всех обитателей округи на помощь. В обычное время монастырь, возвышающийся на горе, из долины напоминал загруженный гигантский муравейник с множественными входами и опоясывающими склон муравьиными тропами. Телеги с бочками, дровами, мукой и прочими разнообразными товарами, запряженные ослами или быками, а также повозки с благородными дамами, верховые и пешие паломники – все вместе образовывали разноцветный ручей и медленно текли в обоих направлениях.

Однако сейчас было видно, что никто не покидал монастырь, а сервы и монахи, подобно маленьким муравьям, спешили обратно на защиту своей крепости.

Оставив лошадей на конюшне, расположенной у подножия горы, друзья бегом добрались, тяжело дыша, до монастырских зданий. Набат к тому времени уже прекратил разноситься по округе. На западной террасе у базилики аббатства они протолкнулись сквозь пересуды и возгласы толпы, вышли вперед к группе монахов во главе с аббатом. Бенедиктинцы молча наблюдали, как трое смельчаков по приказу Фризо пробирались по краю крыши к фасадной части. К выступающему каменному коньку была привязана веревка, на которой раскачивался на ветру грузный монах. Руки его неестественным образом были вывернуты назад, капли крови, стекающие с его ног, орошали серые каменные плиты внизу.

Отправленные наверх монахи перекинули через конек моток веревки, монахи внизу гурьбой подхватили ее. Затем молодой бенедиктинец дополз до самого края каменного выступа, где крепко привязал свой конец веревки к той, что удерживала мертвеца. Братья немедленно натянули веревку, монашек взмахнул ножом. Тело несчастного изогнулось и провалилось вниз. Толпа одновременно ахнула, но тело, пролетев вниз, зависло, успев при падении, словно кистью маляра, щедро заляпать кровью людей внизу.

Когда тело опустили – стало понятно, откуда столько крови. С правой половины его тела, как и у детей – жертв убийств – была срезана кожа, обнажив череп и багряную плоть.

– Это – приор Петр, моя правая рука, – пояснил подошедший к друзьям аббат. Он взял Амори под руку и отвел его в сторонку, чтобы спокойно переговорить. Фризо выглядел потрясенным, и руки его от волнения сильно дрожали. – Обычно он обходил перед вечерей братию, чтобы поторопить опаздывающих. Однако в этот раз на молитве мы не дождались именно его.

– А кто-то из братьев еще отсутствовал на вечере? – спросил рыцарь.

– Трое больных и лечащий их брат-инфирмарий. У них есть мое благословение на молитву в часовне при больнице.

– Есть свидетели? Кто-то видел, как это произошло? – Амори кивнул в сторону мертвого монаха.

– Нет, по крайней мере, никто не признался.

– А кто же его обнаружил?

– Это был я, – признался аббат со вздохом, – Когда приор не пришел на молитву, я отправился на его поиски.

– А почему же не отправил молодых монахов?

Фризо грустно улыбнулся.

– Не хотел лишать их ужина после дневного труда. Молодость нуждается в еде, не то, что мы – старики.

– Заметил ли ты что-нибудь странное кроме мертвеца? Подозрительных людей?

Аббат отрицательно мотнул головой.

– Надо бы подняться наверх, чтобы изнутри осмотреть место у того окошка, – рыцарь показал на одинокое окно, расположенное под коньком