Песни служителей Адхартаха: призыв - Андрей Кот

– Нет, яд бы оставил явные знаки, – с сомнением в голосе ответил тамплиер. – А приор выглядит так, как будто умиротворенно заснул. Понятно, что убийца – не случайный человек. Так подобраться к жертве мог только хорошо знакомый человек, которому приор доверял.

– Либо такой же монах, либо член этого загадочного ордена, – закончила за него мысль Мелани.

Мужчины натянули робу на тело приора и подозвали спутниц. Те быстро оглядели кисти рук, ноги, но тоже ничего не нашли. Мелани случайно сдвинула волосы за ухом мертвеца и заметила небольшую ранку, скрытую мочкой у основания головы.

– А вот и место укола, – подозвала остальных молодая женщина, – но такое крохотное, словно от швейной иглы, и небольшой синяк вокруг.

С улицы послышалось удаленное молитвенное пение, и в часовню вбежал их провожатый.

– Братья ‘дут. Приора атпивать. Пора.

Друзья едва успели улизнуть из часовни, как процессия монахов проследовала мимо них к покойному. Впереди шел аббат Фризо, который почтительно нес перед собой белый льняной саван, как некий прощальный дар своему другу. О его правую шел знакомый уже друзьям келарь, высоко держащий в руках деревянный крест с фигурой распятого Христа.

Остальные монахи тихо пели и несли свечи. Последними в часовню зашли братья Иосиф и Гвалтерий с охапками цветов в руках.

Послушник привел друзей к их комнатке, поклонился и сразу же убежал по своим делам. Вымотанные, совершенно без сил, они кое-как умылись из бочки с водой, приготовленной монахами для странствующих пилигримов. Затем молча перекусили хлебом с сыром и легли спать. Четгер Яриг и Амори расположились посредине комнаты на полу, между двух кроватей, на которых разместились Мелани и Люси.

Монастырь. Долина сухих костей

Тамплиер, привыкший к строгому расписанию своего ордена, проснулся ко времени утренней молитвы. Он тихо поднялся, стараясь никого не потревожить, и задержал свой взгляд на Мелани. Тусклый свет луны пробивался сквозь небольшое окно и падал на ее красивое лицо. Ведьма сняла перед сном пажеский шаперон с головы, и теперь ее роскошные медные волосы, обычно скрытые от посторонних взглядов, разметались по подушке, как змеи Медузы Горгоны. Погруженная в грезы, она едва дышала, ее чувственный рот был слегка приоткрыт и так притягательно манил.

“Всего лишь один поцелуй. Как она прекрасна!” – пронеслось в голове у несчастного.

Рыцарь почувствовал, как сердце его забилось в бешеном ритме. Голова его закружилась, он склонился над спящей, не отрывая от нее горящего взгляда. Еще чуть-чуть, и его губы слились бы с губами Мелани в страстном поцелуе, но невероятным усилием воли он заставил себя отпрянуть от нее.

Удивительно, но к нему тут же вернулось благоразумие. Он огляделся, поежился от предутренней прохлады, подтянул сползшее одеяло и бережно укрыл Мелани, робко коснувшись ее плеч. Он тихо вздохнул и вышел из комнаты, полный желания помолиться и поразмыслить о последних событиях.

Когда рыцарь ушел, Мелани открыла глаза и впервые за последнее время искренне улыбнулась: “Только тот, чьи помыслы чисты и искренни, может противостоять ее чарам”. Затем она сладко зевнула, перевернулась на другой бок и уснула сном младенца, думая об Амори.

А он выбрал себе уединенное место в часовне Сент-Мадлен, специально отведенной для гостей монастыря. Кроме него в молельне было от силы человек пятнадцать, в основном, странствующие пилигримы, путешествующие между монастырями, чтобы вымолить отпущения грехов или выпросить здоровья у Бога.

У алтаря священное писание читал высушенный, как рыба, монах и обращался к трем остальным братьям, которые полукругом сидели у его ног на специально принесенных табуретах.

“Странно. Откуда монахи в этой часовне? – невольно удивился тамплиер, а потом припомнил разговор с аббатом. – А, точно, это инфирмарий с подопечными монахами, о которых упоминал учитель. Видимо, эта часовня граничит с больницей.”

Граф стал на колени и попытался погрузиться в молитву, но никак не мог полностью отрешиться от роя мыслей в голове. Его беспокоило, что враг постоянно опережает их, а найденные улики все только запутывают.

“Нет сомнений, – рассуждал Амори, – что орден проник в монастырь. Но сколько их и какие цели преследуют – неясно. Можно ли связать убийства детей с орденом тоже непонятно. Наконец, куда делся этот Оттон? Если его убили, то где труп? А если он злоумышленник, то где он скрывается? Конечно, ответы знает известный уже нам инквизитор, но делиться он ими явно не станет. И пока не распутаем этот клубок преступлений, лучше держаться от него в стороне. А вот затем придет его очередь.“

Монахи возликовали: ”Аллилуйя” и вырвали тамплиера из размышлений. Утреня подходила к концу, и граф решил, не откладывая, переговорить с инфирмарием.

Амори повторил Иисусову молитву и стал продвигаться поближе к алтарю, чтобы не потерять монаха из виду. Почтительно дождавшись завершения молитв, он ловко перегородил путь пытавшемуся проскользнуть мимо монаху и, глядя ему прямо в глаза, обратился после вежливого поклона.

– Приветствую тебя, брат.

– Брат Альфонсо, – сухо пробормотал инфирмарий, раздраженно разглядывая наглеца.

– Прошу простить меня за задержку, но мне необходимо переговорить с тобой, брат Альфонсо. Пожалуй, мне стоило сразу упомянуть, что я действую с соизволения вашего досточтимого аббата.

При упоминании настоятеля собеседник заметно сник, и отповедь застыла на языке.

– Что тебе нужно, господин? – спросил инфирмарий, прищурившись и резко сжав складки своей рясы.

– Мне необходимо поговорить, – отвечал Амори, пытаясь сохранить спокойствие, – но прежде, прошу тебя, зови меня просто брат Амори. Я такой же скромный монах, как и ты, только из храмовников.

Бенедиктинец согласно кивнул и всем видом выразил внимание.

– Скажи, брат Альфонсо, вчера, когда обнаружили почтенного Приора, все ли монахи в твоем попечении были на месте. Никто из них не отлучался, не исчезал по любым причинам?

– Нет, нет. Мы выходили с вечерней молитвы, которую проводили в этой часовне, когда зазвонил колокол. – Монах подумал и пояснил. – Аббат разрешил немощным не присоединяться к братии.

– Да-да, я понимаю. То есть, ничего необычного вы не заметили, – расстроенно произнес тамплиер. А он-то надеялся, что инфирмарий прольет больше света на эту историю.

– Как это не заметил, – чуть не подпрыгнул бенедиктинец, – а пропажа моего экстракта из мандрагоры и белладонны это малость? Пустяк? Я, значит, ухаживаю за травами ради целебной выжимки, а тут раз, и как будто не бывало. Месяцы работы впустую.

Только теперь Амори обратил внимание, что от инфирмария сильно веяло ароматами ромашки, шафрана и других растений, а мозолистые ладони и зелёные разводы на его рясе недвусмысленно намекали на постоянный труд в монастырском